— Слышал, слышал, — сказал Басаргин и поплыл рядом с участковым. — Лихо ты его колонул, Федор Матвеич. Ты мне скажи, чем это ты его так напугал?
— Святой водой, — сказал Липягин.
— Ну ты даешь! — с испуганным восторгом сказал Басаргин. — Да разве так можно? Ты ведь не садист. Федор Матвеич. А это же… это ведь почти убийство! Ты же знаешь, что святая вода с грешными душами делает! А Клык, хоть и мелкий, но грешник!
— А то нет, — усмехнулся участковый. — Только ты на меня зря бочки катишь, Степан Николаевич, я закон знаю!
— Да ну? — удивился Басаргин. — А святая вода?
— Святая вода? — Липягин добродушно рассмеялся. — Ты посмотри на эту святую воду!
В руке у него светлела тень пластиковой бутылки.
— «Святой источник», — прочитал Басаргин. — И что?
— Минералка это обычная, — объяснил Липягин. — Только ведь Клык, он в жизни ничего не читал. Глянул на этикетку, видит, что источник «святой», ну и выложил все, что знает! Ты к себе?
— Да пора уже, — сказал Басаргин. — Полежу, о вечности подумаю… А ты?
— А мне еще на мусульманский участок заглянуть надо, — вздохнул покойный милиционер. — Говорят, туда последнее время ваххабиты заглядывают, воду мутят. Они ведь, заразы, могилки для хранения гексогена могут использовать, — сплюнул и добавил: — Думал, помру, так отлежусь. Так и на этом свете одно беспокойство!
Басаргин проводил его взглядом, покачал головой и заторопился к себе.
«Надо же, — думал он по дороге, — бывают такие принципиальные люди. На том свете порядок наводили, и на этом поддерживают. Менты, одним словом». Он вдруг остановился, пораженный внезапной мыслью: если уголовный розыск и участковые продолжают трудиться и на кладбище, то чем занимаются покойные гаишники, ведь дорог и транспорта на кладбище нет?
Как у нас хоронят цыган, все знают. Привыкли цыгане к роскоши на этом свете и хотят, чтобы и на том свете им жилось не хуже. А тут умер цыганский барон, он, по мнению сородичей, заслуживал почета и уважения. Поэтому его и хоронили на Центральном кладбище Царицына с размахом — вместо стандартной могилки выкопали такую яму, словно собрались хоронить весь табор, потом возвели бетонные стены, поставили бар с богатым набором выпивки и закусок, чтобы покойному было в могиле нескучно. Картины по стенам повесили, гардеробчик покойного спустили. А потом и самого принесли — в черном костюме, как полагается, с золотыми печатками на всех пальцах, с золотой цепью на шее такой толщины, что на ней запросто можно было держать сторожевого пса. Проводили ромалэ своего барона в последний путь, положили ему в карман сотовый телефон, залили крышу бетоном, на площадке тут же, пока не забыли, установили бронзовую фигуру барона, задумчиво глядящего в светлое цыганское будущее, и отправились поминать по неведомым нам цыганским обычаям.