В-четвертых, все жители этого Мемфиса тоже были реконструкторами: все ходили в одежках по моде девятнадцатого века, вплоть до последнего афроамериканца. Или они, как и пассажиры моего парохода, тоже были призраками?
И вот когда началось «в пятых», до меня дошло, что корабль-то наш вовсе не призрачен. В пятых, на борт взяли, потеснив пассажиров, с полсотни свиней и десяток овец. Люди на палубах и до того лежали вплотную друг к другу, теперь же кое-кому пришлось сесть, или сдвинуться на трапы, или даже пристроиться в машинном отделении. Пароход был набит просто под завязку, он был переполнен так, что борта, казалось, вот-вот начнут черпать рыжую воду реки. Пассажиров это мало смущало; как я уже говорил, на борту царило если не веселье, то заметное оживление; бывшим солдатам было плевать на удобства, зато они ехали домой. И даже свиньи не могли испортить им приподнятое настроение.
Если уж честно сказать, то на палубах парохода и до того было грязно, особенно от табачной жвачки, так что свиньи только добавили несколько особо ароматных нюансов в общем-то не очень стерильную обстановку.
И вот только свиньи заставили меня поверить в реальность происходящего. Стоило мне подумать, что свиньи — это призраки тех несчастных существ, что пошли на бекон, как меня снова пробило на хихиканье и я сказал себе: нет, свиной летучий голландец — это перебор.
Реальные они, эти свиньи. По крайней мере в этой реальности. В такой очень реальной реальности… Э, отставить, а то сейчас меня снова зациклит.
По сути, меня, наверное, должны были высадить с парохода в Мемфисе, ведь за мой проезд никто не платил, но, кажется, обо мне все забыли, а я не напоминал, сидел себе, прислонившись к бочке, завернувшись в не особо грязный мешок, который кто-то сердобольный выделил мне в качестве одеяла после спасения из реки, смотрел на берег и тупо гонял в голове несколько назойливых мыслей: ага, вот про место около водителя, про Фармера, и про «Элвис жив». И я жив. Ну и что с того, что я умер? Мыслю эрго существую, как-то так.
Когда палубных пассажиров малость подвинули ради свиней, один из солдат пересел поближе ко мне.
— Ну как, оклемался? — улыбнулся он, пристраивая у соседней бочки свою тощую котомку, чтобы сидеть было удобней.
— Да вроде бы.
— Определился, на каком ты свете?
Я хмыкнул:
— Для мертвого я чувствую себя слишком живым, — и чихнул.
— Холодна водичка… — согласился сосед.
— Да вообще чудо, что из Реки живым достали, — заметил другой сосед. — Миссисипская вода пловца не держит.
Вода в Миссисипи была как вода, несмотря на всю ту муть, что она с собой тащила, это я как эксперт теперь мог утверждать. Холодная, да, но какой она еще может быть в апрельский паводок, когда ее разбавило талым снегом. Или здесь сейчас не апрель? Ну, по погоде похоже. Все же пловцу было трудно удержаться в ней не потому, что он по каким-то мистическим свойствам здешней воды тут же шел камнем на дно, а потому, что течение было сильное, бурное, и в борьбе с таким течением человек уставал очень быстро. Так что мне сильно повезло, что пароход вырулил из протоки так вовремя.