Горькая соль войны (Синякин) - страница 50

На русской стороне играл аккордеон.

Наверное, артиллеристам следовало бы послать парочку метких снарядов, чтобы играющий на аккордеоне русский навеки забыл о своих музыкальных упражнениях. Тут скоро жрать нечего будет, уже дважды обер-лейтенант Кухер посылал солдат в овраг, нарубить немного мороженой конины. Какой-никакой, а горячий приварок солдату всегда нужен. «Вот так мы и выглядим, — подумал Гессель. — Грязные, оборванные, вонючие, небритые, мы сидим по окопам, и ничего хорошего впереди у нас нет. Жрем полусырую конину, бьем вшей в блиндаже, и не видно окончания всему этому. Дать покой может только смерть. Интересно, Эльза будет плакать или обрадуется похоронке? Помнится, она не слишком горевала, когда он уходил на фронт. Да и позже в письмах писала всегда одно: люблю, пришли посылку с русскими продуктами, милый, как мне хочется, чтобы ты прислал мне пуховый русский платок, дорогой, неужели у русских абсолютно нет губной помады и фильдеперсовых чулок? Ты ведь солдат, тебе все достается по праву победителя! Показать бы этой стерве, что нам достается по праву победителя!»

До смены оставалось чуть более десяти минут.

«Плюнуть бы на все, — с неожиданной яростью подумал Гессель. — Плюнуть и уйти к русским. И сдаться в плен. Уж там наверняка будет не хуже, чем в этих промерзших окопах. И там не надо опасаться, что тебя пришибет случайным осколком». Он смерил расстояние до русских окопов, которые находились у подножья кургана. Чуть выше окопов смутно белел бетонный короб дота, из которого русские пулеметчики устраивали время от времени дуэли с немецкими. До русской передовой было не более двухсот метров, иногда даже слышно было, как русские звякают ложками о днища котелков во время обеда. И это раздражало голодных солдат едва ли не больше музыки. Людвиг Фрайгот даже на полном серьезе предлагал сделать вылазку, чтобы отбить у русских полевую кухню еще до того, как русские поедят.

Тем, кого отправили во Францию, можно только завидовать. Уж им-то не приходится есть недоваренную конину!

Он пошевелился, разминая затекшие мышцы. Что-то было не так, в первое мгновение он даже не понял, в чем дело. Аккордеон замолк. Быть может, русскому просто надоело играть, нельзя же, в конце концов, играть ночью! Ночью люди должны отдыхать. Скорее всего, так оно и было — к игравшему русскому красноармейцу подошел комиссар, погрозил ему пальцем и тот покорно убрал инструмент в чехол. По ночам можно играть только с великой тоски. Наверное, этот русский тоже сидел при свете лампы из плющеной снарядной гильзы, наигрывал на аккордеоне и думал о своей доярке Маше, оставшейся дома одной. И невеселые это были мысли, совсем невеселые. А что? Можно подумать, что русские бабы не распускают хвост! Может, эта самая доярка Маша крутила хвостом похлеще Эльзы. Солдаты, прибывшие в пополнение с Украины, хвастались, что пользовались там благосклонностью некоторых местных девиц, которых совсем не смущало, что они оккупанты, и которые довольствовались малыми презентами в виде мясных консервов или гречневой каши в концентрате.