Он постоянно отирался у пивных ларьков около тракторного завода, сшибал у тех, кто его не знал, мелочь. А что, пиво стоило полулитровая кружка двадцать две копейки, надо было набрать совсем немного, а если еще подсобрать пустые бутылки в скверах, то вполне получалось на четвертинку. Больше ему не надо было — своей дури хватало.
Тракторостроителей, способных купить ему кружку пива, не было. Не нашлось бы такого сердобольного дурака. Все в округе знали, что в войну Федя был в карателях у немцев, получил звание ефрейтора и фашистскую Бронзовую медаль за храбрость. А немцы дураками не были, они зазря медалями не разбрасывались, поэтому и выходило, что руки у Феди были по локоть в крови. Оттуда и прозвище — Зверь.
Двадцать пять лет за сотрудничество с оккупантами и измену Родине Федя Зверь уже отсидел. Вышки ему не дали, хотя у гэбешников и чесались руки. А все просто — свидетелей, что Федя участвовал в акциях, не осталось. Хорошо он делал при немцах свою черную работу, вот и не оказалось в живых человека, способного сказать слово против него.
Когда Федя напивался, глаза у него становились белыми, как у слепого.
Ненавидяще глядя в толпу у киосков, он принимался тяжело цедить слова, как пули для «шмайссера» отливал:
— Коммуняки! Козлы! Мало я вас под Ровно пострелял! Мало мы вас в Минске вешали!
Тракторостроители народ простой, среди них всегда найдется человек, который искренне полагает, что за оскорбления человек должен ответить, поэтому рыло Феде Зверю чистили с привычным уже удовольствием, но ему всегда было мало. Есть такие люди, скверный нрав их может изменить только смерть.
Время от времени кто-то из КГБ поднимал старое дело и начинал искать свидетелей. Бесполезно. Федя Зверь со смертью был на «ты», поэтому ничего с ним поделать не могли — смерть хорошо хранила их общие тайны.
Неважно, сколько он портил бы кровь любителям «жигулевского», может быть даже до столетия Победы, только на беду Феди оказался один раз в очереди приезжий из западных районов страны. Было ему под шестьдесят, и все, что происходило в Ровно и Минске, он знал не понаслышке, поэтому и принял слова зверя к сердцу ближе, чем все остальные. А поскольку рос на бульбе и драниках да на сале украинском, он и вымахал под два метра и кулаки имел соответствующие. Нашли наутро бывшего карателя с множественными ушибами всего тела, включая голову. Травмы эти оказались несовместимыми с жизнью, как несовместим был с этой самой нормальной жизнью сам каратель.