Уголёк мерцал янтарными люмфайрами глаз, которые ничего не освещали.
Ингвар слышал, как Кин возится с медвежьей шкурой, а потом идёт за Великаном. Но вскоре лёгкие шаги привычного к лесным тропам часового исчезли. Ингвар чувствовал, что Кин неподалёку, и ожидал, что парень подаст второй условный знак — подудит в свисток, как полагается, подходя к лагерю. Но лесовика было не видно и не слышно, тогда Нинсон сам обозначил своё присутствие, ещё до того, как вышел на поляну.
— Добрый вечер! — громко поприветствовал Великан. — Гэлхэф, парни!
Смолтолки смолкли. Песня оборвалась.
Люди поднимались с чурбаков, расставленных вокруг нодьи.
Рослые бородачи, похожие как братья. Пивная одутловатость сытого безделья. Отметины засохшего пота и костровой копоти. Одни мужики, подумал Ингвар. Это всё равно, как не взять женщину на корабль. Ни один капитан с таким экипажем в открытую воду не вышел бы.
Тогда вряд ли это его люди. Челядь колдуна, наверняка, должна трепетно относиться к удаче и фортуне. Должна их лелеять. Пусть не по благочестию, пусть по службе. Но на этих простых лицах было написано только скотское равнодушие.
Все оружные — при боевых топорах и ножах. Но без мечей. Стало быть, не служба поддержки. Рядом с каждым на бревне лежал тяжёлый стальной шлем. Мощные наплечники отсвечивали антрацитом, как панцири жуков. Воронёные кольчуги выставлены напоказ, не прикрыты кожухами от лесной сырости.
Ингвара не привечали, но и не гнали. Сложив руки на животе, чтобы прикрыть пупок, Великан медленно брёл к людям. Кем бы они ни были, нельзя ни словом, ни делом спровоцировать их на необдуманные действия.
На бросок топора, например.
Но никакой угрозы от собравшихся у костра мужчин не чувствовалось. Они с неохотой отрывали осоловевшие взгляды от ксонов. Распихивали чёрные зеркала по поясным карманам. Вынимали из ушей белые косточки наушников и бросали, оставляя болтаться на плетёных или кожаных проводах. Купеческий взгляд Нинсона мгновенно выцепил важное в торговом деле: ни камешков, ни заклёпок, ни резьбы. Обычные деревяшки, да косточки. Значит, народ небогатый. Чего, конечно, при таких доспехах быть не могло.
Что же тут случилось, если небогатые парни, надели чью-то дорогую броню?
Вот за это Ингвар любил старомодные наушники с петельками для проводов. Глядь — и сразу всё понятно. А новомодные виднелись только гладкими хвостиками вложенных в ухо затычек. Наушных ремешков у них вовсе не было. Конечно, такие было и вытащить сложнее, и потерять куда легче, чем болтающийся на шее наушник.
Ингвар подозревал, что несподручность этих вещиц, была отнюдь не побочным эффектом, а ещё одним способом проявления новой моды. Всё делать мешкая, с ленцой, как бы нехотя. Старые наушники можно было бросить к амулетам, болтавшимся на шее, и забыть до поры. Новые надо либо сразу выкидывать при переполохе, либо искать, куда убрать. Оба варианта отзывались у нынешней молодёжи.