Она вернулась.
49.
Сидела в широком мягком кресле, опускаясь в него все глубже, глубже, прижимаясь к нему каждым суставом, каждой клеточкой, и оно обнимало, как добрый друг.
Раздался звонок.
Она не спешила открывать.
— Были… — тихо повторяла она.
Шмулик.
Давид.
Йона.
Солдат.
Были братья-близнецы. Они тут еще, рядом, где-то возле дома, достаточно выйти, и найдешь.
И она была с ними.
Разве нет?
И, того и гляди, еще родит.
Родит?
Родит? Таких же близнецов? Монголоидов этих?
— Нет… не надо, — взмолилась она. — Не хочу я…
Снова звонили в дверь, но она не вставала с кресла.
— Хорошо, — сказала она. — Пускай по-вашему. Не было. Никого не было. Хорошо… Но был ведь… сон… хороший… плохой… милый… страшный… светлый… как звезды… лазурный… как небо… желтый… как песок… Был… сон…
И она включила магнитофон.
Романтично, жалобно пела труба.
Черный негр с приплюснутыми губами вел мелодию.
Им придуманную, но свою, любимую.
Покойный черный король.
Надо было бы встать и танцевать, танцевать, ощущая босыми ногами холодные плитки пола и мягкую шерсть ковра, но она не могла подняться с глубокого мягкого кресла.
Она устала.
Hoso Koso.
Hoso… Koso…
Ho… so…
Звонил дверной звонок — не в такт мелодии негра.
Она так и не встала с кресла.
И трудно было понять — то ли уж не дышала больше, то ли просто спала, намучившись.
Наверно, спала.
С литовского. Авторизованный перевод Феликса ДЕКТОРА.