— Ночь заглянет в дверь мою,
Тишину я разолью,
Тишиной наполню дом!
Лунный свет как серебро,
Небо — синее стекло,
Мир укутан теплым сном.
«Кто пел тебе колыбельные?» — мелькнула первая мысль.
«А говорят — механические птицы не поют», — пришла следом вторая.
Голос у нее был совсем тихий, ритм колыбельной простой, но песня обладала удивительной властью. Не такой, как молитва Джека — в ней не было магической, гипнотизирующей силы, только какая-то доверчивая искренность, перед которой невозможно было устоять.
— Спит на ветке соловей,
Спят деревья, спит ручей,
Ровно дышит целый мир!
Засыпай скорей и ты,
Пусть прекрасны будут сны,
В мире синем, как сапфир…
Он не заметил, как снова заснул, и ему снилась восхитительная, синяя пустота.
…
Когда Уолтер проснулся в следующий раз, вокруг царил серый полумрак. Казалось, он находится в грозовом облаке — тусклый дневной свет с трудом проникал сквозь затемненные стекла. Кажется, он был не в комнате Единения, а в палате.
Впрочем, лежал он на кровати, а не на больничной койке, а напротив стояло кресло.
— Ты проснулся! — Эльстер, дремавшая у него под боком, вскочила с кровати. — Погоди, я сейчас…
Она звенела и шуршала чем-то у тумбочки слева от кровати. Уолтер, не оборачиваясь, протянул правую руку к левой. Пальцы коснулись прохладного металла.
— Рукой левой не шевели! — предупредила Эльстер, садясь рядом и перехватывая его запястье. — Вот, держи, пей скорее…
В руках она держала мягкую флягу с длинной трубкой на горлышке.
— Только не вставай, — предупредила она, положив ладонь ему на лоб.
Что Эльстер намешала во фляге он не понял — жидкость была кислой и мятной одновременно, но мгновенно успокоила начавшую разгораться боль. Ощущение было непривычным. Уолтер не помнил, когда у него в последний раз совсем не болела рука.
— Тебе очень больно? — сочувственно спросила она.
— Нет, совсем не больно. Правда, — несколько удивленно ответил он. — Долго я?..
— Сутки. Я все время с тобой сидела, ты спокойно спал.
— Я знаю, — признался Уолтер. — Слышал, как ты поешь.
— Ой, — смутилась Эльстер. — У тебя просто температура поднялась, я звала патера Морна, чтобы он помог укол поставить, а потом… я боялась, что тебе плохо.
— Спасибо, — он сжал ее руку и закрыл глаза.
Ощущения были странными. Боли не было, но Уолтер чувствовал, что она словно притаилась где-то внутри, запертая лекарствами. Он не чувствовал левую руку ниже локтя. И если боль отступила, то какая-то звериная, беспросветная тоска набросилась на него, стоило осознать, что все кончено.
— Все хорошо будет, — тихо сказала Эльстер. — Вот увидишь. Поедем в Эгберт и нам там будет спокойно. И никто нас не найдет.