— Ладно, оставлю тебя наедине с братом… нашла в библиотеке какую-то кайзерстатскую книжку, спрячусь в нее от твоих тайн.
— Это не мои тайны, — проворчал Уолтер, осторожно поднимая дневник. Ему казалось, что он держит в руках мертвое животное.
Он быстро нашел страницу, на которой остановился в Вудчестере. Осторожно разгладил примятую бумагу ладонью.
Следующая запись снова была о Кэтрин. Уолтер хотел пролистать и поискать описания экспериментов, чтобы выяснить, что такое проклятый «Грай» и оставить Джеку его секреты, но не смог.
Потому что был еще один вопрос, на который он так мучительно пытался себе ответить.
Потому что был еще один кошмар, преследовавший его с самой казни Джека.
Он видел много кошмаров и они всегда немного отличались друг от друга. Он убивал Эльстер то лезвием из трости, то душил, то стоял на коленях уже над мертвым телом и скользкими руками пытался починить оказавшийся слишком хрупким механизм. Джек терялся в черном провале, а за спиной Уолтера на секунду в едином восторженном экстазе замирала толпа, но иногда никакого провала не было и он не мог оторвать взгляда от конвульсивно дергающейся петли, и иногда Джек оставался стоять на эшафоте, но словно таял под оказавшимся беспощадным серым альбионским солнцем, и с его плеч и лица что-то белое капало, словно воск со свечи, на черный бархат эшафота.
Один сон оставался неизменным. Сон о дне, который доломал его жизнь, вынуждая прятаться от собственных сомнений в приморском пабе. Последний раз он видел его в Лигеплаце, и хотел бы не видеть больше никогда. Но знал, что он вернется, обязательно вернется, вместе со стучащим в ушах полным отчаяния голосом Джека: «Спаси меня, Уолтер!»
И Уолтер хотел найти ответ на вопрос, который так и не дал ему в тот день Джек.
Как на самом деле умерла Кэтрин Говард?
— Все мысли занимает скорое возвращение домой, — вдруг раздался печальный голос совсем рядом. Уолтер вздрогнул от неожиданности, но опустил глаза к дневнику и начал читать.
…
Все мысли занимает скорое возвращение домой. Ни одной живой душе я не признаюсь в том, как скучаю по теплой воде, джину и чистым простыням, но перед собой могу быть честным.
К тому же меня не оставляют мысли о возможности скорого брака. Чувства, которые я испытываю к мисс Борден, гораздо глубже, чем простое вожделение мужчины, долгое время оторванного от общества женщин. Похоть мне не только не свойственна, но и непонятна — я нахожу ее уделом слабых и недалеких людей. Нет, то, что я испытываю к мисс Борден — чувство, далекое от примитивных рефлексов. Признаюсь, оно даже пугает меня. Я теряю себя рядом с ней, меня одолевает несвойственная робость и какой-то особый трепет. Нет, эти чувства невозможно описать, им можно только покориться — думаю, сопротивление все равно было бы безрезультатно.