Она сжала его руку так, что ему показалось, что сейчас раздастся хруст. Но он не подал вида.
— И кого же ты больше ненавидела?
— Никого. Меня не это добило. Меня добило то, что я после ампутации, когда из больницы выпустили, плакала, скорчившись на кровати. Жалела руку и себя. И никто не подошел, не попробовал утешить. Потому что все через это прошли. Мы перед операцией жребий тянули, еще не зная зачем.
— И зачем?
— А как решать, что ампутировать, все же здоровые, — пожала она плечами. — Вообще этот вопрос неприличным считался, но по-моему, там иногда обеих рук и ног не было.
— Какая дрянь, — хрипло сказал он, сжимая ее плечи и с тоской чувствуя, как подаренное алкоголем и любовью тепло снова сменяет липкая грязь на сердце.
Эльстер только усмехнулась.
— Мы все стерильны. Все пьют таблетки, чтобы… ничего не отвлекало. И успокоительные глотают горстями, там это поощряется — получается красивый фарфоровый цвет лица, а то, что сдохнуть можно раньше срока — так до старости все равно никто не доживет. Все в одном чане с дерьмом, у всех одна история, одинаковая боль и все одинаково сломаны и уравнены своей болью. У нас внутри все одинаковое, понимаешь? Механизм. Он функционирует одинаково.
Она замолчала. Тишину нарушало только тиканье часов и тихое бормотание Зои: «удача, сила, незаметность, удача, сила, незаметность, удача, сила…»
— Я начала ухаживать за теми, кто прибывал. Постоянно возилась с ними, утешала и учила врать. Я плохо сделала, что сбежала и всех там оставила, но я… не могла там больше. Сошла бы я с ума — от меня все равно не было бы толка.
Мне подвернулся шанс, начался переполох из-за Хампельмана, все начали носиться, что-то прятать, что-то переставлять, бумаги какие-то жгли прямо в общей гостиной… В общем, все равно не скажу, что это было легко, но я все равно больше не могла.
«Вот где она полюбила возиться с детьми», — обреченно подумал он.
— Никто не доживет до старости?..
— Никому старые потаскухи не нужны, Уолтер. И старые, сумасшедшие, знающие чужие секреты потаскухи не нужны. Но я не поэтому сбежала. У меня еще было время. Я сбежала… по другой причине.
— Почему же?
— Я… не могу тебе сказать. Но я все равно собиралась, потому что после того, как у меня голова в порядок пришла — оставаться там стало решительно невозможно, даже успокоительные не помогали.
— Ты совсем не показалась мне… Эльстер, ты же была милая, живая девочка, — решил не допытываться он. — Ты не была похожа на отчаявшегося человека.
— Сначала я притворялась. А потом… знаешь, я всегда хотела во что-то хорошее верить. Ну вроде как людей же много, и где-то обязательно есть нормальные. Я сначала все ждала, что ты станешь чего-то требовать взамен, сделаешь что-то плохое… но ты не делал. Уолтер, клянусь, я тебе готова была душу продать за то пальто и яблочный пирог — никто никогда не давал мне ничего просто так. Я браслет сперла, когда увидела, что он тебе понравился, сначала думала, что вроде как чтобы не быть должной. А потом поняла, что это другое… чувство. Хотелось приятно сделать. Понимаешь?