Но потом, при систематическом употреблении я мог наблюдать совершенно иной результат — ужас перед смертью, пытками и насилием пришел, а потом сменился страхом не универсальным, но личным, потаенным.
Они говорили со своим страхом, слышали его, как тридцать четвертая пациентка — шум волн с картины!
Боялись своих матерей и отцов, соседей, любовников и любовниц, собственной нечистой совести, испытанного когда-то и похороненного в глубине души не пережитого. Я смотрел в их глаза, видел там страх, а не свое отражение, и был почти что счастлив.
А потом я заставил говорить сразу несколько чувств, оправдав название эликсира. Несколько капель опиумной настойки, и вся дрянь, какая только есть в душе, вспенивается грязью, словно воды Ретты в половодье.
И мне не пришлось даже думать, как обратить открытие в оружие.
То, чего они боятся, стыдятся, все свои грязные мыслишки, гадкие дела и порочные мысли они стремятся уничтожить.
Чаще всего кончают с собой — разве это не иронично.
…
— Так вот, что ты сделал, — горько усмехнулся Уолтер. — Ну конечно, я мог бы догадаться. Я боюсь стать похожим на тебя. Боюсь, что ты сошел с ума и убил Кэт — поэтому пытаюсь убить Эльстер. И слышу тебя. Я думал, что «Грай» заставляет говорить с мертвыми, но нет — я боюсь стать с тобой единым целым. Стать, как ты. Разве это не иронично, Джек? Скажи мне, разве это, проклятье, не иронично?
Джек молчал. Уолтер, обернувшись и убедившись, что Эльстер спит, вернулся к дневнику. Хотел пролистнуть еще страницы, но следующая запись буквально приморозила к себе его взгляд.
…
Кэтрин беременна.
Я счастлив.
Я в ужасе.
…
Не могу думать о работе. Впервые не могу сосредоточиться на текущей задаче. Я смотрю на свои формулы, на отчеты своих ассистентов, и у меня ощущение, что я разглядываю узор на бумаге — в нем никакого смысла.
Кэт еще никому не объявляла. Почему-то хочет держать это в тайне. Я прописал курс добавок и лекарств, сам их изготовил, проверил все несколько раз и все равно никак не могу избавиться от тревоги, от настойчивого чувства приближающейся беды.
Я сам себе противен. Веду себя как престарелая Идущая, но никак не могу взять себя в руки.
…
Кэтрин
Кэт
Кэтрин
Я в отчаянии. Мне не дают отпуск, разумеется, мне его не дают — эксперименты только стали давать устойчивые результаты!
Если я раньше презирал своих пациентов, то теперь я искренне их ненавижу. И я знаю это без всякого «Грая».
Проклятье.
Проклятье!
…
Я счастлив. Я должен быть счастлив. Я слишком много думаю о худшем — это поведение не врача, но скудоумного истерика. Мне мерзко даже смотреть на себя в зеркало, но я заставляю себя, каждый день.