Лавки на Альбионе не радовали разнообразием вывесок. Любая яркая вывеска моментально выцветала, и лавочники предпочитали чаще менять их, а не соревноваться в оригинальности форм и расцветок. Пекарню обозначали одинаковые калачи, питейное заведение — пивная кружка (бледно-желтая жидкость под шапкой сероватой пены), швейные мастерские — ножницы, книжные — раскрытая книга. На подоконниках, может и сажали цветы, но их не было видно — люди отгораживались от безрадостных пейзажей плотными занавесками.
Когда Уолтер услышал утробный вой и последовавший за ним лязг, он даже бровью не повел, но Эльстер, вздрогнув, задернула занавеску и сняла маску. Он сделал то же самое.
— Что за дрянь?!
— Баш, — пожал плечами Уолтер.
— Это была здоровенная штука, ржавая насквозь, с битыми стеклами, двухэтажная и полная людей!
— Да, это не устроенные Лигеплацкие баши, которые не забывают чинить и подкрашивать.
— Как ты тут жил?! Как ты с ума не сошел?!
— Может быть и сошел, — горько усмехнулся Уолтер, вспомнив Джека.
Эльстер не стала надевать маску. Она пересела на его сторону, прижалась лицом к его плечу и закрыла глаза. Уолтер обнял ее за плечи. Ему тоже было страшно. Он тоже чувствовал, как это огромное, грохочущее, грязное чудовище, бывшее его родным городом, оскалилось, готовое его поглотить.
Они просидели так всю дорогу, не пошевелившись. Когда кэб начал тормозить, Уолтер разбудил задремавшую Эльстер и сделал ей знак пересесть и надеть маску.
Выйдя из кэба, он подал ей руку и швырнул вознице две монеты.
Обернулся и замер.
Вудчестер — особняк из красного кирпича. Огромный особняк со слепыми черными окнами, увитый черной решеткой, изображающей вьюнок, словно сеткой. Эта решетка оплетала окна и цепко держалась за крышу. Когда-то поместье хотели назвать «вьюнком» за эту причуду архитектора, но поместье древнего альбионского рода не может называться цветком.
Особняк нависал над ним, грозя опрокинуться на голову и погрести под завалами. Сделать его своей частью хотя бы так. Уолтер почувствовал, как Эльстер, забыв об уговоре, вцепилась в его локоть. Он сжал ее запястье, а потом мягко, но настойчиво забрал руку. Взялся за чугунное кольцо на воротах и трижды постучал.
Он забыл этот стук. Этот дом. Этот город. И не хотел вспоминать больше никогда.
Дверь медленно открылась.
Открывшаяся дверь не была дверью Вудчестера. Уолтер стоял на пороге своего покинутого дома и не мог поверить в то, что видит.
Светлое дерево, изумрудно-зеленый бархат, золотое шитье, окна, занавешенные белоснежной тканью и электрические светильники, работавшие на полную мощность, принадлежали какому-то другому дому. Не привычному Уолтеру фамильному особняку Говардов.