Кирилл подхватил чемодан и, пройдя по густо заросшей бурьяном дорожке, не без робости вступил вслед за хозяйкой в ее более чем убогое домовладение. Впрочем, вопреки всем ожиданиям, сразу за порогом перед ним открылась очень небольшая, но очень чистая комната, одна из дверей которой привела в совсем уж крохотную комнатушку, какая, как оказалось, и предназначалась для Кирилла.
— Вот тут и устраивайся, сынок, — ласково проговорила хозяйка. — Здесь, стало быть, будет твоя спаленка. А днем можешь ходить по всей хате. Я тут одна живу, никто тебе не помешает.
Кирилл взглянул в единственное, на всю комнату, окно. Его почти полностью затенял золотисто-зеленый разлив пышно разросшейся листвы виноградника, сразу за которым высилась глухая стена высоченного забора с грозно ощетинившейся поверх него ржавой гирляндой колючей проволоки.
— А это что за концлагерь у вас под боком? — решил пошутить Кирилл.
— Концлагерь и есть! — подхватила хозяйка. — Сосед мой, Игнат Полипчук отгородился тут от всего мира, чтобы никто из нас, горемычных, на его добро не позарился.
— И много у него добра?
— Кто знает. Все теперь только и видят крышу его хором, — указала тетка Лизавета на ярко поблескивающие на солнце широкие листы оцинкованного железа. — А что под той крышей, одному богу известно. Да, видно, есть что, коль такой забор понадобился.
— Так, может, у него такая семья, что…
— Какая семья! Сам, жена, дочь-невеста. А уж хапает, хапает! И все мало. Да вот увидишь. Сергей-то, приятель твой, терпеть их всех не мог.
— Странно… Он ни о чем подобном не рассказывал.
— Было бы о ком рассказывать! Это же нелюди какие-то. Помню, еще позапрошлым летом приехал он вот так же, устроился, пообжился немного. Ну и, сам понимаешь, скучновато одному-то. А он человек городской, компанейский, взял однажды бутылочку, хотел, как водится, познакомиться с соседями. Так они его на порог не пустили. А уж дочка их… Не знаю, что он там сказал или сделал ей — известно, дело молодое — только приходит как-то домой, а от рукава рубашки — одни лохмотья: собака-то у нее — волк! Так что, ты не очень с ними.
— Да я собственно… Я вообще люблю больше быть один, — поспешил ответить Кирилл.
— Как это один? В твои-то годы! С какой стати? У нас тут, конечно, не то, что в городе. А все же собираются по вечерам, кто помоложе, в верхнем конце улицы. Поют, дурачатся. И Сергей, бывало…
— Нет, Елизавета Александровна, — прервал Кирилл словоохотливую старушку. — Я оглохнуть приехал. Да и поработать немного.
— Ну-ну, — поджала губы тетка Лизавета. — Это я так, к слову. А ты, конечно, как знаешь… Ты располагайся, устраивайся пока. А я завтраком похлопочу. Сергей-то у меня все время об эту пору завтракал. А ты как будешь?