— Ну, что касается отравленной передачи, подохшего боровка, ночной стирки, то все это чепуха, выеденного яйца не стоит. Но вот затонувшая посудина… Скажите, а не говорил Буряков что-нибудь относительно того, как могла оказаться там эта посудина, откуда могла приплыть? Или он в этих делах мало что смыслил?
— Сидор-то мало что смыслил?! Да он полжизни в боцманах протрубил, в загранку несчетно раз хаживал. А откуда приплыла та посудина? Да ниоткуда!
— Как ниоткуда?!
— А вот так, не могла она сама по себе по морю ходить. Так он и Аграфене говорил, не раз слышала: не мог, дескать, тот шарик и полмили самостоятельно проплыть, потому как не было у него ни руля, ни ходовых винтов, ни киля, ни этих, как их… стабилизаторов.
— Так откуда же он взялся там, под берегом, у самого Прибрежного?
— Кто знает… Может, на буксире кто приволок, может, с баржи какой сбросили. Да какое это имеет значение! Главное — золото…
— А это еще вопрос, золото там было или не золото. Не только золото блестит.
— Ну, кого-кого, а Сидора в этом деле не обманешь. Уж коль он человека из-за той посудины порешил… Да что Сидор! Сидор сам теперь на том свете. А вот Аграфена… Так как насчет того, что я сказала, дадите новый ход делу?
— Посмотрим… — многозначительно пожал плечами Кирилл, входя в роль. — Во всяком случае, надо сначала повидаться со Званцевой.
— Ну, тогда приезжайте недели через полторы, раньше она не вернется.
— Жалко! — вздохнул Кирилл и, простившись со словоохотливой вдовой, снова направился к вокзалу, чтобы попробовать заранее хоть устроиться на ночь в комнатах отдыха.
Рассказ жены Марчука заново высветил многие стороны таинственного события шестнадцатилетней давности, происшедшего в Прибрежном, но ни на йоту не приблизил решения главного вопроса: как и откуда прибыли Огги и ее родители?
Кирилл и прежде сомневался в том, что утлое суденышко, которое Огги прозвала ладьей, способно покрыть большие расстояния по морю. Теперь в этом можно было, кажется, не сомневаться. Как и в том, что именно эту загадочную посудину, сомкнувшуюся в «золотой» шар и погрузившуюся на дно моря, обнаружили в свое время Афоня и его отец со своей шаланды. Нельзя было не подивиться поразительной проницательности Афанасия, каким-то образом решившего, что как раз с этой его находкой было связано появление Огги в Прибрежном. Однако, похоже, и он не имел ни малейшего представления, кем в действительности была пассажирка диковинной ладьи и от какой беды или катастрофы бежали она и ее родители со своей, невесть где оставшейся родины. Обо всем этом можно будет узнать лишь из дневника матери Огги. Если он сохранился у Званцевой…