Ему стало неприятно оставаться в Москве, и он начал искать повода убраться из города подальше. Единственный способ избавиться от слухов — отправиться в новый поход, на сей раз победоносный.
Случай не заставил себя долго ждать. Ни царь, ни войско не успели как следует отдохнуть, когда пришла в Москву весть о замысле крымского хана идти в Россию. Полки тотчас двинулись к границам. Государь Иоанн устроил им смотр в Коломне и в Рязани, однако на этот раз в походе принимать участия не стал и вернулся в Москву.
Наступала осень. Крымского хана пока что не было ни слуху ни духу. Все ждали, и нервы у русских были на пределе.
Ждали, ждали, ждали… Крымских татар — все нет. Палицкий дурно себя чувствовал. Левая рука то и дело принималась ныть, хотя врачи и утверждали, что рана зажила хорошо и никакого повреждения кости нет. «Кому я должен верить — болтунам или собственной руке?» — сердился Андрей, но врачи только пожимали плечами. Может быть, яд какой-то в ране? Но был бы яд — пошло бы почернение по всей руке…
Словом, Андрей был раздражителен и нехорош. И выместить злобу не на ком. Верный Авдей наплакался: жалел барина и прощал ему дерганье ушей и «дураков», коими Андрей награждал его ежеминутно. Андрей и сам потом раскаивался в резкости, но поделать с собой ничего не мог и спустя короткое время опять принимался за прежнее.
В начале зимы Андрей вернулся в Москву и заперся у себя, никого не принимая и никуда не выходя, только в церковь. Одному Богу известно, сколько всего он передумал.
Весной следующего, 1551 года, уединение боярина опять нарушили государевы люди. Готовился новый поход на Казань, и ради этого Андрей Палицкий поднялся с постели. Иоанн думал о Казани почти постоянно.
После многочисленных совещаний и с русскими думными боярами, и с казанскими вельможами, что нашли себе убежище в Москве, царь решился выступить опять. В церквах звонили, везде шли торжественные молебны. Вся Москва как будто оделась звоном колоколов.
Царь молился так:
— Всемилостивый убо Боже, молитвами Пречистыя Твоея Матери и всех святых, и наших русских чудотворцев молитвами устроил мя земли сей царя, вождя и правителя, еже правити люди Твоя, в Православии неколебимом быти, еже спасти ми их от всех зол, находящих на ны, и всякие нужды их исполняти. Владыко, помози ми и избави плененных раб Твоих из руки поганых; воистину убо еси пастырь добрый, иже душу свою полагает за овцы.
…Говорил Андрей Палицкий, задыхаясь, — плох был, — а Наташа слышала не глухой голос больного, а звенящий, молодой голос царя Ивана, еще не Грозного, еще юного, накануне самого знаменитого своего подвига, взятия города Казани. И поражалась Гвэрлум тому, как легко слетает с уст Андрея эта молитва. Сколько сил сама Наташа потратила на то, чтобы, следуя за наставлениями Лаврентия, выучить Символ Веры, а эти старинные русские люди на память знали столько красивых, ладных слов!