Деревья стонали и завывали на разные лады. С оглушительным треском ломались где-то в чаще ветки. Потом послышалось утробное кряхтение, такое громкое, что заглушало даже непогоду. Кряхтение делалось все громче, а после, сопровождаемое торжествующим треском оно сменилось громом, и земля затряслась.
— Дерево упало! — крикнул Неделька, озираясь. — Нам еще повезло!
И показал энергичным, выразительным жестом, что бывает, когда деревом накроет во время бури неосторожного путника. Гвэрлум, как ни странно, поняла. И оттого, что она поняла хоть что-то, на душе у нее полегчало. Она даже улыбнулась и закивала.
А лед все падал с разгневанных небес. От грома закладывало уши. Прятаться от дождя смысла не было, путники промокли насквозь в первые же минуты налетевшей бури. Затем Наташа увидела огромную ветвистую молнию. Она пронеслась над головой, словно некое неведомое и невидимое божество размахивало в воздухе горящей веткой, а затем упала прямо на лес. Опять затрещало и застонало — какое-то дерево в мху рассталось со своей безмолвной, кроткой жизнью.
Сучья хрустели, как спагетти, переломанные властной хозяйкиной рукой. А лед все падал. Более крупные льдины сменились более мелкими, потом посеял крохотный снежок — остренький, меленький, частенький. Он не кусал кожу, а обжигал ее, точно кислотой.
Наташа не могла поверить, что выдержала этот ураган. «Это все не со мной, — сказала она себе, как повторяла уже много раз за последнее время. — Не может быть, чтобы я попала в такую переделку и осталась жива…»
Но человек — существо живучее. «Не зверь, ко всему привыкает». И когда наконец в небе просветлело и тучи улетели, громыхая и злобясь, дальше на север, Наташа с Неделькой переглянулись и, не сговариваясь, захохотали.
Наташа смеялась и не могла остановиться. «Что со мной? — мелькало у нее в голове. — Это истерика? Но почему ржет Неделька?»
Она была жива! Жизненная сила как будто вернулась к ней после урагана. Стихия словно бы решила поделиться с уставшими путниками своей гигантской мощью и выдала каждому ровно столько, сколько каждый сумел взять и понести.
Удивительно!
Гвэрлум вспомнила, как прежде ее всегда раздражали в фильмах разные кочевники, которые всегда ржут — по поводу и без повода. От лошадей своих научились, что ли? Одно время по телевизору часто показывали фильмы про войну с басмачами. Пытались придумать «фирменное» название для этого жанра: «истерн» — по ассоциации с «вестерн», то есть скачки на лошадях и битвы с туземцами в степях (они же прерии). Эти басмачи вечно скалили зубы. Гвэрлум это просто бесило.