Чужой, родной, любимый (Соловьева) - страница 4

— На этот раз все будет иначе, — слова Макса звучали не как просьба, а как угроза. — Мы ― счастливая семейная пара, не забывай об этом. Если у тебя скоро месячные — прими успокоительное. Но не пытайся сорваться на мне. Это чревато последствиями.

Отлично поговорили! Нежелание выслушать сменилось запугиванием. Вот только боюсь ли я?

— Не пытайся меня запугать, — попросила примирительным тоном. — Это бесполезно. Раздавленного морально человека невозможно шантажировать расправой. Я погибла в тот день, когда вышла за тебя замуж. Анастасии Коваль больше нет. То, что ты видишь — лишь призрак меня самой.

Макс ударил кулаком по столу так, что подскочили солонка и приборы. Кофе выплеснулся из чашки. Глаза мужа налились кровью.

— Чего ты добиваешься?! — спросил он со злобным рыком. — Я давно не мальчишка, чтобы вытворять всякие романтичные глупости.

Присмотрелась: действительно, не мальчишка. Как бы Макс ни молодился, не делал модные стрижки, не покупал дорогой одежды, не посещал тренажерку, годы берут свое. Когда-то шикарные русые волосы поредели, на висках появились проплешины. Невзирая на все усилия, живот нависает над пряжкой ремня. Богатырский рост остался прежним, но сутулость из-за сидячего образа жизни все же бросается в глаза.

Но это не главное. Стареть вместе с любимым, не замечать его недостатков, не обращать внимания на новые морщинки — что может быть прекраснее?

Только не с Максом. В нем и прежде проглядывали характерные черты собственника. Но с годами они переросли в маниакальное желание властвовать над всеми и над всем. Он покупает людей, делает своими игрушками, нисколько не считаясь с их личными стремлениями и порывами. Манипулирует, крутит, унижает…

Такого человека невозможно любить. Слишком многое я про него знаю.

— Давай разведемся. — Мой голос звучал уверенно, как никогда.

Макс поднялся, угрожающе навис.

— Не смей даже заикаться об этом! — взревел и замахнулся. — Развод — это пятно на карьере, свидетельство моей неполноценности! Не позволю сделать из себя посмешище, слышишь?!

— Поднимешь на меня руку, и я покончу с собой, — произнесла, не дрогнув. — Карьера для тебя важнее чужого счастья, понимаю. Но не жди, что смирюсь.

Макс метнулся к двери. По пути схватил плащ и чемодан. Уже на пороге обернулся и бросил:

— Сегодня в восемь! Утри нюни и притворись хорошей девочкой. До вечера!

Дверь захлопнулась, щелкнул замок. Стены сомкнулись надо мной, лишая кислорода.

Осела на пол, зарывшись пальцами ворс ковра. Всхлипнула, отлично осознавая, что помощи ждать неоткуда. Вся моя жизнь — грубый фарс. Нет ему конца и края…