— Он же не может нас видеть!.. — напомнила Лола.
Сафо глянула на нее, заставляя притихнуть. И вновь обратилась к Габи:
— Показать себя, зная, что ты невидима, — разве это не уникальная возможность? Сделать на людях то, чего раньше стеснялась? А если увидит — тем лучше. В тот же момент он перестанет быть посторонним. Станет вдохновленным тобой скульптором. Твоим творцом.
Искушение было слишком велико. Габи не устояла. Заставила свое облако опуститься ниже, спрыгнула и встала напротив скульптора. Несколько секунд всматривалась в его лицо.
Сафо и другие музы заметили, что взгляд человека стал проясняться. Но не до конца. Не хватало последней искры, что разожжет в нем желание творить.
Габи отошла к пустующему мраморному постаменту. Решительным жестом сорвала одежду. На секунду застыла, не зная, прикрывать наготу или раскрепоститься полностью. Пусть ее тело и обновилось, но в душе она осталась неуклюжим парнем, стремящимся изменить себя.
Никто из подруг не знал, как Габи боится увидеть собственное отражение. Увидеть и пожалеть, что решилась на это. Она избегала смотреть на себя в зеркале и переодевалась всегда быстро, страшась увидеть лишнее. Вдруг, и будучи девушкой, она все еще осталась несовершенной.
Но глаза скульптора сказали об ином. Прекрасное видение было таким, о котором он не смел и мечтать. Идеальные пропорции и формы, совершенство в каждой детали. От изящных ступней до шелковых волос оттенка заката.
Скульптор заметался по мастерской, обхватив голову руками:
— Где же он?.. Был!.. Я точно помню… Он у меня был!..
— Интересно, что ему понадобилось? — спросила Настя. — Какой-нибудь инструмент?
— Вчерашний день? — пошутила Электра.
Ни та, ни другая не угадали. Из спальни, примыкавшей к мастерской, скульптор выкатил огромный камень. Мрамор — такого же красного оттенка, как волосы Габи.
Но прежде чем взяться за изготовление статуи, смертный творец решил сделать макет из глины.
Он трудился много часов кряду. Но ни Габи, ни другие музы не устали. Слишком захватывающее зрелище предстало их глазам. Словно по великому волшебству, безжизненный материал обретал форму и словно бы душу.
Макет будущего шедевра представлял собой прекрасно сложенного человека. Бога, рожденного из глины. Каждая впадинка, каждый изгиб тела и мышца — прорисованы идеально. И лишь одна особенность отличала творение от образчиков великих мастеров Древней Греции.
Фигура, облаченная в просторный хитон, казалась бесполой и могла с равным успехом принадлежать как юноше, так и девушке. Позднее критики и ценители искусства сломают голову, рассуждая, почему мастер сотворил скульптуру такой. Но никто не останется равнодушным, взирая на дело рук смертного творца.