— Илай сказал, что Эмбер имеет полное право выступать от его имени. Но я не могу отвечать на вопросы при других.
— Я командир ударной группы Илая, — ответил Адика, — и должен знать все медицинские данные.
— Ты должен знать, способен ли Илай работать, — поправил Аттикус. — А информация о его чувствах в отношении операции тебе ни к чему.
— Тебе лучше подождать снаружи, Адика, — попросила я.
Адика бросил на Аттикуса взгляд, способный устрашить армию.
— Я не думаю, что Эмбер уже проверила твои мысли, а значит, не могу оставить тебя с ней наедине.
Врач вздохнул.
— Эмбер, пожалуйста, проверь мои мысли. В любом случае, я бы хотел, чтобы ты читала их во время разговора. Я вел подобные беседы с Мортоном и Мирой и обнаружил, что просмотр моего разума очень помогал им во время сложных медицинских объяснений.
— Если ты этого хочешь, то…
Я закрыла глаза. В телепатическом видении мир выглядит странно. В нем нет ни стен, ни пола — ничего, кроме сияющих в пустоте разумов. Иногда телепатическое восприятие совпадает с одним из других моих чувств, обычно зрением или слухом, но при случайных изменениях я осознаю текстуры, запахи и вкусы. Мне сложно судить о расстоянии, поскольку шум других мыслей поблизости влияет на отчетливость разума.
Один из самых странных моментов заключается в том, что вы необязательно узнаете разум старого друга, с которым знакомы лишь традиционно. Я обнаружила это с Форжем. Когда я впервые коснулась его ума, он находился с четырьмя другими кандидатами в мою ударную группу, и мне не удалось сказать, кто из них — Форж.
Сейчас рядом виднелись лишь два разума. Один я тут же узнала как принадлежащий Адике, значит, другой — Аттикуса. Я продолжала нервничать из-за чтения его мыслей и воспользовалась моментом, чтобы изучить вид незнакомого разума. Он сиял сильнее многих, но далеко не так ярко, как ум Лукаса. Меня удивил намек на острую точеную грань, которая ассоциировалась с Адикой и другими боевыми ветеранами. Откуда она? Аттикус — не боец.
Нет, на самом деле я не права. Адика боролся при помощи ружей, ножей и кулаков, сохраняя жизни людей в нашем улье, и иногда проигрывал. Аттикус дрался за жизни пациентов своим разумом и отточенными движениями и, вероятно, тоже порой уступал.
Наконец, я перешла к чтению разума хирурга и обнаружила, что количество мыслительных уровней больше обычного, но опять-таки ничего похожего на блестящую сложность ума Лукаса. Теперь я четко видела, что эти мысли принадлежат Аттикусу, не из-за их особого качества — просто несколько уровней думали обо мне.