Долго длилось молчание, и оба не замечали его. «Как же так? — вспомнил Алексей. — О какой же бабушке говорила Аня?» И вдруг догадался:
— Разве Глорочка ходит туда?
Нина Михайловна кивнула.
— Она совсем хотела уйти, после того, как не стало Степаниды Даниловны, но… Извините, Леша, я должна сказать правду. Лора пробыла там два дня, а потом вернулась какая-то потрясенная. Плачет, все время повторяет, что у нее нет ни отца, ни матери, и она никому не нужна. С трудом удалось успокоить, убедить, что вы скоро вернетесь к ней. А вчера… — Нина Михайловна запнулась, и Маркевич понял, что она не решается сказать ему что-то или не хочет сказать. Попросил мягко, но настойчиво:
— Говорите, говорите. Я хочу все знать. Не о Мусе ли вы боитесь сказать? Не о том ли, что она уехала?
— Да. Вы это знаете?
— Видел, как она отправлялась на вокзал. Значит…
— Значит, дочь ей, дорогой мой, не нужна. И не только дочь, но и мать. Старуха на вещи толкучке распродает, опустилась: говорят, выпивать стала. — И вдруг, меняя тему разговора: — Таня пишет? Где она сейчас?
Маркевич с благодарностью подхватил — он и сам чувствовал, как трудно им продолжать этот разговор. Стал рассказывать о письмах, полученных накануне… Но его прервало появление дочери. Девочка бросилась к отцу на шею, прижалась порывисто и бурно.
Оба не заметили, как Нина Михайловна вышла из комнаты. А когда успокоились, Алексей сказал, заглядывая в глубину серых глаз дочурки:
— Больше не хочешь уходить отсюда? Хорошо тебе у тети Нины?
Глора уткнулась лицом ему в грудь.
— Мне с тобой было бы еще лучше, папуля. Мы когда-нибудь будем только с тобой…
— Будем! — очень серьезно пообещал отец. — Вот окончится война, и мы всегда-всегда будем вместе.
…Поздно вечером вернулся, наконец, домой Василий Васильевич. Он согласился с предложением Симакова: лучше всего, конечно направить Николая в школу юнг. Но Коля тут же запротестовал, поблескивая упрямыми ушеренковскими глазами:
— Никуда с парохода не пойду. Не оставите там, где папа был, совсем убегу!
Глотов внимательно посмотрел на него, что-то прикидывая в уме. «А ведь и в самом деле сбежит» — почувствовал он. И отступил перед решительностью подростка:
— Что ж оставайся на судне. Только помни: отец твой настоящим человеком был. И уж если решил ты стать моряком, будь таким, как он.
Коля сразу убежал к Анютке, делиться своей радостью. А Глотов тихо проговорил:
— Не легко будет с ним на судне в такое время, да и ему не легко среди взрослых. Но снимать с парохода не следует: зачахнет. Есть же воспитанники на кораблях, даже на боевых. Людьми становятся. А война и на берегу может настигнуть…