Уиллер откинулся на спинку кресла, склонив красивую голову к плечу. Лицо его улыбалось, но не беспечной улыбкой влюбленного в жизнь человека, а именно победителя, саркастически рассматривающего противника, пораженного в прах.
Молчал и Маркевич, задумчиво пуская папиросный дымок и сквозь облачко его рассматривая самодовольное лицо собеседника. «Не рано ли ты торжествуешь, дружок? — думал он. — Хочешь спорить или просто решил высказать свое кредо? Но я не принимаю его. Мы не принимаем и никогда не примем. А раз так — изволь…»
И загасив окурок в пепельнице, штурман раздумчиво заговорил:
— В своей тираде, Дик, вы обронили одну весьма важную фразу. О том, что нацисты топчутся под Москвой. Как жили бы вы, как вы сами чувствовали бы себя, если б они находились не под Москвой, а на подступах к Вашингтону?
— Не понимаю, — хмыкнул инженер, — не вижу связи. Вы же знаете, что это исключено.
— Дай бог. А мысль свою я поясню, извольте. Загибайте пальцы, мистер Уиллер. Считайте: империалистическая война — раз; гражданская война, какой вам пока не довелось испытать, — два; интервенция четырнадцати государств, и в том числе вашего государства, Дик, — это три; послевоенная разруха, нищета, голод, — их вы, надеюсь, тоже не сбросите со счета? А кроме всего этого — восстановительный период, когда наши отцы работали, затянув пояс чуть не до позвоночника, борьба за индустриализацию, чтобы освободиться наконец-то перед боссом вашей фирмы и иже с ним, борьба с кулачеством, чтобы накормить миллионы голодных ртов, борьба за создание могучей армии, способной разгромить японцев на Халхин-Голе, обуздать зарвавшихся белофиннов, не допустить на нашей земле блицкрига немцев, подобного из увеселительной прогулке по всем странам Европы… Вы считаете, мистер Уиллер?
— Не пойму, к чему этот счет! — заерзал инженер в кресле. — Вы что же, просите снисхождения, хотите оправдать ваше отступление перед танками Гудериана?
— Отнюдь! — покачал головой Алексей, напирая на это не вызывающее сомнений слово. — Просто меня интересует один, весьма конкретный вопрос: скажите, на ваши города хоть однажды упала вражеская бомба? Вы или ваши предки до не знаю какого колена хоть когда-нибудь слышали топот врага по мостовым американских городов?
— Но ведь я же сказал, что подобное исключено! — начал вроде бы сердиться Уиллер.
— А я повторяю: дай бог, чтобы вам никогда не довелось испытать подобного! — тоже чуть повысил голос штурман. — Я вовсе не собираюсь каркать, накликать беду на вашу землю и на ваш народ. Я только хотел уточнить разницу между вами и нами. Надеюсь, вы поняли ее? Так вот: мы все перенесли, все выстрадали. Мы и сейчас страдаем так, как ни один другой народ: мы боремся со страшной, с чудовищной силой. Я не знаю, где моя мать Мой родной город, Минск, растоптан фашистами. Быть может, и города, где живет моя дочь, уже не существует. Я не знаю. И все же нацистам Москву не взять. Слышите, вы, человек, умоляющий жить для себя и только для себя? Не взять! Не они нас, а мы их раздавим в этой войне!