– Опять тот же остров! – сказала девушка.
– Так только кажется.
Ветер снова усиливался, как вечерний бриз в дельте, которым они наслаждались бы жарким сухим летом. Волны поднимались всё выше и выше, с набега разбиваясь о нос лодки и разбрызгиваясь сперва по брезенту, а потом и по ногам. Им срочно нужно было встать на якорь, иначе они рисковали утонуть.
И Киёаки поставил лодку. И снова их захлестнуло живой волной зверья и насекомых. Китаянка на удивление резво чертыхалась, отбиваясь от существ, которые были крупнее её ребёнка. С теми, что поменьше, оставалось просто смириться. На огромных ветвях долинных дубов расселась убогая стайка снежных обезьян, глядя на них сверху вниз. Киёаки привязал лодку к ветке и сошёл на сушу, положил мокрое одеяло на хлюпающую грязь между двумя корнями, снял с лодки настил и накрыл им девушку и ребёнка, утяжеляя его, насколько возможно, сломанными ветками. Он заполз вместе с ней под брезент, и они с целым зверинцем жуков, змей и грызунов устроились на долгий ночлег. Спалось тяжело.
Следующее утро было таким же дождливым, как и предыдущее. Девушка положила ребёнка между ними, защищая от крыс, и стала кормить грудью. Под брезентом было теплее, чем снаружи. Киёаки очень хотелось развести огонь, чтобы зажарить на нём несколько змей или белок, но всё было сырым.
– Нам пора, – сказал он.
Они вышли под холодный моросящий дождь и вернулись в лодку. Когда Киёаки отчаливал, около десяти снежных обезьян спрыгнули с ветвей и залезли в лодку вместе с ними. Девушка взвизгнула и накрыла дочку своей рубахой, прижала к себе и уставилась на обезьян. Они сидели там, как пассажиры, глядя кто вниз, кто вдаль, в дождь, притворяясь, что думают о чём-то своём. Она пригрозила одной, и та отпрянула.
– Оставь их в покое, – сказал Киёаки.
Это были японские обезьяны; китайцы не любили их и жаловались на их появление в Инчжоу.
Они кружили по огромному внутреннему морю. Девушку с ребёнком покрывали пауки и блохи, как мёртвых. Обезьяны принялись их вычищать, поедая одних насекомых и выбрасывая других за борт.
– Меня зовут Киёаки.
– А меня – Пэн-Ти, – ответила китаянка, стряхивая с младенца мелких созданий и не обращая внимания на обезьян.
От гребли разболелись волдыри на руках, но через некоторое время боль стихла. Он поплыл на запад, уступая течению, которое уже и так унесло их далеко в этом направлении.
Из мороси показалась маленькая парусная лодка. Киёаки закричал, разбудив девушку и ребёнка, но люди уже заметили их и подплыли ближе.
На борту было двое японцев. Пэн-Ти следила за ними с прищуром во взгляде.