К самой фундаментальной причине Великой войны он относил само создание в 1871 году Германского рейха. После разгрома Франции усилиями прусского короля Вильгельма I и канцлера Бисмарка свершилось объединение разрозненных немецких княжеств в единое мощнейшее государство. Появление такого гиганта не могло не вызвать потрясения не только на Европейском континенте, но и во всем мире. Почти сразу же последовала попытка уравновесить ситуацию. Но спохватились поздно, да и сомнительна была сама смена курса России в международной политике, окончательно утвердившаяся в 1894 году подписанием договора о теснейшем сотрудничестве с Францией в ущерб Германии. Это также, по разумению Орловцева, неизбежно втягивало Россию в войну с Германией. Зачем надо было это делать? Ведь с Францией у России не было общих границ, а Германия — она вот здесь, рядом, сразу за порогом. Получалось, что Россия после создания в 1882 году Тройственного союза между Австро-Венгрией, Германией и Италией была обречена на сближение с Францией и Англией и на соперничество с Германией? Это сближение завершилось ратификацией в 1894 году Союзного договора с Францией. И что же? Получается, что после этого большая война стала неминуемой? И уже нельзя было свернуть с той страшной колеи? Могла ли стать препятствием осязаемая, уверенная личная воля Александра III? Возможно, она и могла замедлить сползание к войне. Огромно было влияние могучего русского царя-миротворца, удалось же ему в 1887 году остановить Германию в шаге от нападения на Францию. Возможно, проживи он дольше, сумел бы отвести от России и эту страшную войну. Возможно… Но нежданная, ранняя смерть императора и восхождение на престол Российский человека совсем другого типа, слабого и нерешительного, ускорило приближение катастрофы.
Все это стало понятно Орловцеву гораздо позже, в тридцатые годы. А в четырнадцатом году, накануне войны, он чувствовал только сильнейшее внутреннее напряжение, страстное желание защитить Родину, но вот рационального объяснения происходящему дать не мог. Повинуясь неодолимой исторической неизбежности или все-таки столь же неодолимой силе рока, огромные народы шли к войне, как стада баранов на бойню, не в состоянии осознать весь ужас предстоящей катастрофы. А царь с кайзером до последнего дня обменивались в телеграммах любезностями:
«Милый Вилли!»
«Дорогой Ники!»
Тем временем за окнами их дворцов маршировали мобилизованные полки.
И снова:
«Милый Ники!»
«Дорогой Вилли!»
Так и въехали во всемирную бойню, не разнимая братских объятий.