Это было ошибкой. Разъяренная тварь, претерпевшая столько унижений, немедленно разогналась и всем телом с размаху ударилась о нос лодки. Та не перевернулась лишь чудом, но на ногах не удержался никто. На Овечкина, который еще и не успел подняться, упали сверху Ловчий и саламандра. И сразу же лодку бешено затрясло, и со всех сторон над бортами ее поднялись головы налезших из воды чудищ.
– Хорас! – отчаянно закричал призрачный охотник, пытаясь подняться на ноги и от тряски падая снова и снова.
Демон обернулся. Мгновенно оценив обстановку, он прошелся синим лучом, как косой, над самыми бортами, разметав нападавших. И тут в спину ему с разлету ударилась взбесившаяся анталья.
Хорас пошатнулся. На мгновение он утратил равновесие, но это мгновение все и решило.
Михаилу Анатольевичу удалось наконец приподняться и сесть. И, прижимая к себе бесчувственную девушку, оцепенев, утратив дар речи, он широко раскрытыми глазами смотрел, как погибает Хорас.
В ноги демону немедленно вцепилось несколько омерзительного вида рептилий. На широко раскинутых, великолепных, искрящихся крыльях повисли длинноногие жабы. Анталья, будучи не в состоянии укусить, кидалась на него снова и снова, как таран, не давая прицелиться. Хорас смел ее синим лучом, но было уже поздно. В правую руку ему впилась змееобразная гадина, он попытался оторвать ее другой рукой, и тут ноги у него подкосились. Лавина хлынувшей со скал нечисти накрыла его, и последнее, что увидел Овечкин, – оторванное черное крыло, с которым удирала прямо по головам собратьев одна из гадин, и в крыло это на ходу вцеплялись другие…
В этот момент Ловчий рывком поднял Овечкина вместе с Фирузой на ноги.
– Шевелись! – прошипел охотник.
Он успел отогнать лодку от берега, и за бортом ее уже разгоралось тусклое синее сияние. В это сияние он с силой толкнул Михаила Анатольевича, и тот, споткнувшись, полетел через борт к невидимым воротам, теряя сознание.
* * *
Очнулся он уже у костра стражника.
Ловчий, склонившись над ним, лил ему в рот обжигающую жидкость из фляги, и Михаил Анатольевич, едва не захлебнувшись, замахал рукой, чтобы тот остановился.
– Порядок, – удовлетворенно сказал охотник, отнимая от его губ флягу и разгибая спину. – Ну и слабонервный народ! То одна, то другой…
Возле Овечкина тут же появилась Фируза.
– Как вы, Михаил Анатольевич?
– Ничего, – тихо ответил он.
Говорить ему не хотелось. И думать ни о чем не хотелось. Помогая себе руками, он кое-как сел, выпрямился. Голова сильно кружилась. «Пустяки», – строго сказал сам себе Овечкин. И то правда, подумаешь – голова!