— У вас есть доказательства, что вы были в гитлеровских концлагерях? — спросил Шакурский.
— С собой только одно. — Человек протянул худую руку, на которой синели вздутые вены, и отогнул край рукава пиджака. — Вот номер, полученный в первом лагере. Эта татуировка — номер на всю жизнь. Под этим номером меня и перевозили из лагеря в лагерь. Имя я утратил.
Шакурский взглянул на руку с татуировкой.
— Кто может подтвердить вашу личность? — опять задал он вопрос.
— Профессора Штейнгартена знают в Вене. Нацисты преследовали меня как антифашиста. В тридцать восьмом году, когда они пришли в Австрию, они лишили меня кафедры в университете. Я — специалист по тюркским языкам. В сорок первом году мне предложили составить словарь-разговорник для солдат горных егерских дивизий, предназначенных для похода на Кавказ. За отказ я был арестован и осужден на восемь лет концентрационного лагеря. Об этом писали венские газеты.
Он говорил медленно, словно читал книгу и вдумывался в чужую судьбу.
Шакурский ничем не выдавал своего отношения к рассказу Штейнгартена. За три года службы на демаркационной линии он повидал много разных людей, переходивших границу, и привык не доверять своему первому впечатлению. Штейнгартена не обижала сухость советского офицера. Очевидно, он понимал, что так и должно быть.
— Вы вновь подтверждаете, что были осуждены американским военным судом?
— Да, подтверждаю. Они обвинили меня в том, что я веду антиамериканскую пропаганду и являюсь чуть ли не платным агентом русских коммунистов. А при аресте у меня нашли книги советских писателей, Ленина и Маркса на немецком языке, антифашистские немецкие издания и мои статьи. В них я, действительно, был антиамериканцем. Дружба с вами, по мнению американцев, сейчас преступление.
— Почему вас, австрийского подданного, судил американский военный суд?
— Наши вчерашние нацисты и люди, близкие им по духу, предпочитают пока убирать неугодных им людей американскими руками.
— Хорошо, — сказал Шакурский. — Все будет проверено. Я вынужден из-за разлива реки задержать вас у себя на заставе. Но это, очевидно, не больше, как на два-три дня.
— Я прошу об одном: не возвращайте меня американским властям. Я бежал из тюрьмы с помощью друзей, чтобы у вас искать справедливости. Я могу рассчитывать на вашу помощь?
Шакурский ответил на вопрос вопросом:
— Где вы изучили русский язык?
Штейнгартен улыбнулся.
— Россия — страна нового социального строя и давно интересует меня. Я считаю себя уже многие годы вашим другом. С вашими учеными я переписывался на вашем языке. Я знаю вашу литературу, многое переводил на немецкий. — Он помолчал, поднял голову и тихо прочел: