— Залпом! — скомандовала девчушка. — И закусывай давай!
Жизнь возвращалась. Целительный ветерок потрагивал лицо, поигрывал листвой вязов. За низкой вычурной оградой пролегала неширокая улица. На противоположной её стороне в разрыве между кронами виднелся треугольный фронтон не то музея, не то театрика. В центре фронтона белел овечий профиль Пушкина, а под ним — две постепенно проясняющиеся строки:
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман.
— Ну как? — с пониманием спросила кассирша. — Ожил? Или ещё заказать?
Влас осознал, что ведёт себя неприлично, и, сделав над собой усилие, перенёс взгляд с надписи на свою спасительницу. Мордашка у спасительницы была ничего, обаятельная, хотя и несколько скуластая. Степная.
— Спасибо, достаточно…
— Тебя как зовут?
— Влас. А тебя?
— Арина. Ты закусывай…
Улыбка у неё была — до ушей.
Само по себе воскрешение — никто не спорит — процесс приятный, если бы не одно прискорбное обстоятельство: вместе с жизнью возвращаются и проблемы. Разгромленная квартира, гнев вернувшихся из Пловдива родителей, нелепое бегство в зловещий таинственный Понерополь…
Влас отодвинул пластиковую тарелку и пригорюнился, заново осознавая все свои беды.
Арина вгляделась в его лицо и, полуобернувшись к стойке, вскинула указательный палец:
— Повторить!
Это было мудрое решение. В результате ощущение бытия осталось, а проблемы временно отступили. По крайней мере, домашние.
— Слушай… — Влас оглянулся, понизил голос. — А эта табличка на автовокзале…
Вздёрнула брови:
— Что за табличка? Почему не помню?
— Ну там… за пропаганду правды и добра… ответишь…
— А, эта… Да их у нас двенадцать штук! По числу платформ.
Влас помрачнел.
— А как ответишь?
— Не знаю. Никак, наверное…
— Почему никак?
— А не за что…
Повеяло пропагандой. Но, пожалуй, не той, за которую здесь отвечают. Случившееся внезапно предстало перед Власом во всей своей странности. С какой вообще стати она на него запала, эта Арина? Просто приглянулся? Уродом себя Влас не считал, но после пьянки, драки и тряского сна в автобусе первое впечатление он должен был на неё произвести скорее отталкивающее, нежели привлекательное. Может, служба такая? Может, им по должности положено приезжих обрабатывать? Вот, мол, мы какие хорошие…
Цитата на фронтоне приковывала взгляд.
Тогда другой, прямо противоположный вариант: вдруг они тут все невыездные? А он-то какой-никакой, а иностранец! Да, в этом случае поведение кассирши обретает смысл: быстренько окрутить, пока не перехватили, сменить подданство — и уехать подальше от грозных табличек! Хоть куда! Хоть в Суслов…