Я прислушалась. И словно из приемника заморосил мелкий дождик, прикрывая нас ярким оранжевым зонтом.
– Руслан, а вы, на самом деле, джазмен и саксофонист? – может, и бестактный вопрос, но мне интересно. И я решила, что не хочу кокетства.
Руслан крякнул. И покраснел. Ну, точно, соврал.
– Ну, как вам сказать, – он косо глянул на меня.
– Да говорите уж как есть, и так ясно, что соврали…
Он покачал головой, словно споря сам с собой.
– Да, неловко вышло, честно говоря, – машина скользила по шоссе, щетки мерно отбивали ритм, стирая с лобового стекла капли дождя, – само как-то вырвалось.
– И чем вы на самом деле занимаетесь? – меньше всего мне хотелось узнать, что он – крупный нефтемагнат, или владелец заводов и пароходов. Сердце сжалось в ожидании разочарования.
– Просто юрист…
– Просто юрист? – переспросила я, сделав ударение на первом слове.
Он немного нахмурился. От этого стал старше. Косая морщинка легла между бровями.
– Наверно, не просто. Наверно, хороший юрист. А точнее, адвокат.
В голосе мелькнула хрипотца. Теперь я знаю, как звучит его голос, когда он серьезен.
– Почему «наверное»? У вас много клиентов?
Он перестроился в крайний левый ряд, сворачивая на непривычно пустынное Садовое кольцо. И продолжал молчать, подбирая слова.
– «Наверное», потому, что как только ты скажешь утвердительно, что ты «гений», что ты всесилен и тебе не грозит поражение, сразу же удача отвернется от тебя. Как только ты говоришь себе или кому-то еще, что ты ас, ты расслабляешься и теряешь хватку. И Судьба сбрасывает тебя с Олимпа. Ибо только она решает, кому восседать на вершине.
Я улыбнулась:
– Руслан, да вы – фаталист!
– О, да! Еще я очень суеверный!
Я расхохоталась, едва не выронив букет.
– А вот вы напрасно смеетесь. У каждого приличный юриста есть свои заморочки.
– А у вас? У вас какая?
Руслан застенчиво улыбнулся, выдвинув вперед подбородок:
– В судебное заседание всегда хожу в одном и том же костюме. Как в униформе. Только никому ни слова, – и подмигнул мне. – Но это еще ничего. У меня есть один знакомый, так он, пока ведет дело, не меняет носки… С ним случился неприятный случай, когда судебное заседание несколько раз переносили…
И тоже захохотал.
– Так что быть суеверными фаталистами – это наша профессиональная деформация. И знаете, что, Лида, я вам не совсем солгал на счет своей профессии.
– Да неужели? Вы судью на саксофоне очаровываете, как заклинатель змей?
– Неет. Просто джаз – это, в первую очередь, импровизация. Как бы ни были написаны ноты, музыкант редко играет партию абсолютно одинаково. Вот так и мы, всегда готовы к переменам, не смотря на то, какой текст заготовили накануне.