— К чёрту пульс! Что с Маш… с Марией Александровной? — Иван Сергеевич вытянул шею, норовя поверх его головы заглянуть в комнату.
— У Марии, значит, Александровны аллергия приключилась на лилии. Какой-то умник вчера презентовал, медсестры и не заметили. Ладно бы один цветок, так он корзину приволок! Помещение небольшое, окна по морозу закрыты, проветривания никакого. Тут и здоровому дурно станет, — заведующий прикрыл за собой дверь и взялся за запястье Ивана холодными, как поручень троллейбуса, твёрдыми пальцами. — Повезло, сообразила до кнопки вызова медсестры дотянуться. Астматический приступ, отёк слизистой, всё по полной программе. Едва откачали. Думали в реанимацию перевозить, да обошлось. Антигистаминные внутривенно дали положительный эффект…
Иван Сергеевич прислонился плечом к стене и прикрыл глаза. Он чуть не убил Машу. Своими руками.
— Минуту, — сказал заведующим таким тоном, что Иван распахнул глаза. Показалось, что в упор на него смотрит двуствольное ружье. Если бы его расстреляли прямо здесь, у этой бежевой коридорной стены, он бы не возражал. — Не ты ли тот умник?
Иван Сергеевич молчал. Челюсти он сжимал так, что на зубах скрипело.
— Я тебе что… Я тебе велел Шекспира не разыгрывать! Ты мне пациентку угробить собрался? Это же сильнейший аллерген. А если бы мы не вытащили её? Головой думать надо, а не другим местом, старый идиот! — свирепо шипел Аркадий Соломонович. — Выставлю в два счёта. Не посмотрю, что ты платный пациент, понял? Ещё только раз…
— Я понял, — бесцветным голосом произнёс Иван. — Зайду к ней?
— Нечего заходить, — заведующий покрутил головой, постепенно успокаиваясь. — Лекарствами накачали, спит она. Вечером приходи. Ваня, я серьезно тебе говорю…
— Не надо, Соломоныч, и так тошно, — попросил Иван Сергеевич и с усилием отлепил себя от стены. — Дочери звонили?
— Звонили, — заведующий пожевал губами, словно проглотил ругательство. — Телефоны выключены.
* * *
— Представляешь, лежу, воздуху не хватает, задыхаюсь, и одна мысль крутится — обидно-то как! Я же сейчас помру, и… всё. Ничего толком не успела, — она, не отрываясь, смотрела в тёмное окно. Снег плотной пеленой летел почти горизонтально. Ветер грохотал чем-то железным на крыше. Лицо Маша упрямо отворачивала. Отёк не сошёл полностью. Припухшие щёки и круги под глазами делали её похожей на измученную панду.
Иван Сергеевич сидел у её постели уже час, но так и не смог признаться, что лилии тайком принёс он. От неловкости и стыда он даже дышал с трудом, как будто и у него открылась аллергия. Взял Машину руку и поцеловал в ладонь.