Упала на колени Хориде, с ненавистью на жен глядит, да сорвались с губ ее проклятия. Тихие, испуганные, но страшные, злобой черной полные. А уж как успокоилась, чувствует — дрожит земля под ногами, приближается отряд конный. Змеей проворной обернулась, и видит — едет Ракеш, воин правой руки, рядом гордой орлицей старая Исея восседает. Торопится отряд, едва к воротам поспел. Да и увидали уж их, жрец воинам приказ отдал, растворяют ворота, рады в племени своим и днем и ночью, а уж Исея уважением особым пользовалась.
Взглянула на старуху Хориде, взглянула и вмиг поседела — видала она ненависть, но столько… А уж и Ракешь приметил жену вождя, и остальные воины. С презрением глядят на косу обрезанную, позор ее, с насмешкой на обрывки веревки, что руки у столба связывала — без слов все поняли, без пояснений. Все ближе отряд подъезжает, да страшнее Хориде не воины, страшится она гнева Исеи, что без сожалений отравила старую Линессу. Поднялась с колен Хориде, гордо распрямила плечи, а сама бежать готова, да так быстро, как только может, ибо страшна расправа Исеи.
Не зря страшилась — воины к воротам проехали, а старуха рядом с бывшей женой вождя остановилась, с презрением смотрит, да с насмешкой. Гордо смотрит, гордость старухи и лишила Хориде остатков разума:
— Без Делайи ты возвратилась, старуха! Осталось раррой в племени Черного Волка кровиночка твоя, ягодка, что и днем и ночью лелеяла! — сказала Хориде, да злоба стала ее утешением.
Усмехнулась Исея, хоть и стара была, а сидя в седле наклонилась к Хориде, голосом ласковым молвила:
— Не рарра она, Хориде, женой волку стала, что пятый в племени! Жена, она, Хориде, единственная, любимая, мужем почитаемая!
Задрожала Хориде, ничего ей не осталось — даже злобы, но надежда пришла. Опустилась она на дорогу, лицо руками закрыла. Смотри на нее Исея — рука сама к ножу тянется. Убить хотела Исея, убить, чтобы кровь змеи подлой на пыль дороги пролилась, да видать стара стала, не смогла над изгнанной суд вершить. И ударив коня пятками, к воротам направилась, нужно было принести весть радостную жене сына, да сказать, что жива Делайя, что будет счастлива, что нет позора в семье.
А Хориде долго на ворота смотрела. Долго… все ждала, ведь коли не раррой стала черноглазая дочь Ракеша, значит должно быть ей прощение. Да не вышел никто за ворота, не было слов обращенных к ней, к изгнанной, и во тьме ночи землю укрывающей, прокляла Хориде племя Белого Тигра, прокляла да месть обещала той, что как кошка на все лапы упала, и положение жены в племени Черного Волка обрела. Поднялась с земли Хориде, стопы свои на запад направила.