Не ручаюсь за правильное воспроизведение, но смысл был приблизительно такой.
Все пели дружно, с наслаждением, хотя и выходило не в рифму.
К воздухоплавателю подошел мэр и по-отечески обнял его. Снова застрекотали камеры.
Воздухоплаватель открыл дверцу корзины, сбросил оттуда веревочную, в несколько ступенек, лестницу. Он собирался забраться в корзину, но его остановили фотографы. Жестами они показывали, что первым должен подняться мэр — они хотят
его сфотографировать.
Мэр протестовал, кокетливо отступал, но все же поднялся по лесенке. Застрекотали камеры, засверкали вспышки.
Мэр улыбался, смотрел в небо, брал и подносил к глазам бинокль, перегибался через борт, тянул на себя канат, подпрыгивал и хохотал…
И опять я не уследил.
Натянутый канат вдруг лопнул, корзина с недоумевающим мэром медленно поплыла вверх.
Мэр истошно кричал.
Полицейские крутились на месте, они не понимали, что случилось, отчего лопнул канат. И только один из них, тот, долговязый, который предупреждал
про «язык», тыкал в Марию-Луизу пальцем и орал:
— Держи ее! Лови! Вяжи! Бери!
Мария-Луиза крикнула мне:
— За мной!
Я рванулся за ней, но запутался среди зрителей и потерял ее из вида…
Вскоре все разошлись.
На площади остались обрывки бумаги, фантики да несколько вялых зрителей.
Один из них, старик с тяжелым носом, подмигнул мне:
— Еще один неудачный полет сорван. Какая неудача!
7. Харчевня «Невкусной и нездоровой пищи»
Мы сидим за столиком харчевни. Низкие своды, влажно и сыро. Горят газовые лампы. Но все равно темно.
Столик — холодная плита на двух кусках дерева.
— Сорвали полет, — сказал старик. — Неудачный! За это по головке не погладят. Я все видел.
— Что видели?
— Как эта твоя подружка перерубила канат.
В глубине зала гуляла компания. Провизию доставали прямо из корзин. Черпали пиво из бочки.
— Все с собой привезли, — улыбнулся официант,
— не доверяют…
Он поставил перед нами тарелки с едой и снова оглянулся на компанию:
— Празднуют непоступление. То ли в школу, то ли в академию…
— М-да, сударь, — сказал старик, заметив мое удивление, — у нас так заведено: любую неудачу праздновать.
Официант засмеялся:
— Вот именно…
Он снял с подноса керамическую посудину.'
— Пять двадцать. Деньги вперед.
Старик расплатился, разлил половником суп.
Запах не предвещал ничего хорошего.
— Не ешьте, — сказал старик, — это я так взял, для маскировки…
— Не нравится?! — спросил трактирщик.
Мы не заметили, как он подошел.
— Не вкусно? Да?.. А?.. Не вкусно?.. А-ха-ха!! Ну, повар… ха-ха! Ах-ха-ха!.. Что ему ни дай… хаха! Ах-ха-ха!
У старика затряслись руки. Я видел: он с трудом сдерживает себя. Но раздался топот сапог.