И вот простор, свет. Огромная зала в лучах прожекторов. Бархат кресел. Занавес. Ряды стульев вздыбились вверх. Сцена на потолке. Мы стоим на стене. Из стены торчат лампы, поднимается вверх полукруг ложи.
— …эта сцена и этот театр являют собой самый большой недостроенный кукольный театр в мире…
Группа экскурсантов слушает женщину. Широкий балахон скрывает могучие формы тела. При взмахах руки мелькают белые подмышки.
— …только в третьем веке, у греков, был подобный нашему недостроенный театр. Но тот театр не идет ни в какое сравнение с нашим!
Все дружно расхохотались. «Нашли чем хвастаться»,
— подумал я.
Женщина-экскурсовод заметила нас:
— Отойдите. Вы не из нашей группы.
Но мы продолжали стоять.
— Отойдите, отойдите! Вы не из нашей группы, отойдите! Отойдите, я прошу вас! Отойдите! Немедленно отойдите! Отойдите! Отойдите!!
Она кричала. Почти дергалась в судорогах.
Мы отошли.
— Не из нашей группы, а тоже… На стене — хаха-ха!..
Ха-ха-ха!!
И снова мы шли в поисках выхода. Прямо… налево… направо… прямо…
В глаза ударил свет фонаря.
— Ребятушки, милые… Ах, мои хорошие… Песики, кошечки, кисочки, кисоньки…
Сержант слюнявил нас поцелуями, припечатывал в обе щеки, поглаживал места поцелуев шелковистыми усами:
— Где же, распропасти его душу, выход? Где же, раскряхти его, расчехвость в хвост и гриву, отсюдова? Ох, уж и не выйти нам никогда, ох, уж солнышка не увидеть, папу с мамой, а?!
Мы пошли вместе. Перед нами прыгало пятно фонарика.
В реве и грохоте просвистели мотоциклисты.
Сдернули с сержанта фуражку… Хохот…
Окатил ледяной водопад, сбил с ног, потащил по скользкому днищу, тыкая углами, стукая ребрами на изгибах русла, понес все быстрее, стремительней и выкинул в море света и воздуха…
Мы оказались на скалистом выступе. Тучи зацеплялись о волны, раскручивались… Ветер сдувал нас, пытался сбросить вниз, в морскую пучину. Пришлось возвращаться назад.
И опять в грохоте и хохоте проносились мотоциклисты…
Мы шли, поворачивали, пригибались, протискивались.
И снова вышли на свет, дохнуло жаром, мы зажмурились…
Из песка торчал ботинок Гулливера.
Всюду, куда ни глянь, сплошной желтый песок.
Захотелось пить.
Мы брели по песку, но он не кончался…
Горизонт в туманном мареве. Кажется, что песок на небе, что он там, в жаркой дали, плавно заворачивал, чтоб окружить нас, чтоб замкнуть навсегда, чтоб мы никогда не выбрались.
И вдруг — будка с газировщицей. Со стеклянными вертикальными трубами и краниками внизу.
Из левого медленно выдувалась капля…
Мы подбежали.
Газировщица с пятнами сиропа на халате всплеснула руками: