— Если человек глядится в зеркало, значит, он здоров, — добавила пани Мальвина.
— Я сегодня не приду к обеду, — сказал я.
— А я такие вкусные блины замесила, как у нас на востоке.
— Я поздно вернусь.
— Куда же вы идете? Лучше помолитесь вместе с нами, молитва никому еще вреда не принесла.
— Я хочу сходить в лес. Давно это задумал.
Мимо веранды прошла Регина, напевая глубоким альтом. Сквозь кривые оконные стекла я видел ее голую спину, обрызганную водой, и распущенные волосы. Энергично встряхнув медный таз, она выплеснула мыльную воду и с минутку смотрела, как присыпанные пылью ручейки стекали между корнями крушины. Потом она вернулась к себе.
— Плохой это лес. Без надобности туда лучше не ходить, — сказала пани Мальвина. — Если у вас нет работы, так, пожалуйста, займитесь чем-нибудь таким, как мой Ильдек. Он, знаете, всегда по воскресеньям с рассвета сидит над своей тетрадкой и пишет, пишет, без конца. А я ему, бедняжке, не запрещаю. Пусть пишет на здоровье. Лучше это, чем таскаться по людям и, не дай бог, пить водку или вытворять какие-нибудь глупости.
Я усмехнулся, а Ильдефонс Корсак явно принял это на свой счет, отложил перо и подошел поближе к двери.
— О чем мне писать, пани Мальвина, — неуверенно сказал я. — Чтобы писать, надо иметь какие-то мысли, а у меня голова пустая, как продырявленный котелок.
— Какие же мысли нужны для писания? — вмешался Ильдефонс Корсак. — Я за свою жизнь прочитал кучу книжек и ни одной мысли не нашел. В десяти заповедях содержатся все мысли по отдельности, а главная, общая, означает, что надо кое-как доковылять до ящика, сбитого из четырех досок.
— А все-таки вы пишете.
— Пишу, — задумался Корсак. — Верно, что пишу. Но я ни на кого не сержусь, да и благодарности ни к кому не питаю, значит, пишу я не о нынешних временах. У меня, знаете ли, в моей книге будет то, о чем люди позабыли, а может быть, никогда и в глаза не видели.
— А вы читали кому-нибудь свою книжку?
— Читал ли я? — удивился Ильдефонс Корсак. — А зачем читать ее теперь? Когда-нибудь люди найдут и прочитают. Вы вот нашли в реке крест повстанцев прошлых времен, правда? Когда-то это была железная бляшка и слова, оттиснутые на ней, значили только то, что значили. А теперь вы старый крест отскребли от ржавчины, повесили на груди и ежедневно читаете надпись. Видно, для вас она какое-то значение имеет, хоть вы и не повстанец и старых обычаев не помните.
— Ступай, ступай уж, бедняжка, и не морочь пану голову своими глупостями, — вмешалась пани Мальвина.
— Вот так-то оно и есть, — сказал Ильдефонс Корсак, возвращаясь к столу.