Эшер точно лукавил. Пиарщика для вампиров он давно нашел. Ни один гламурный вампиризм в духе «Сумерек» не сравнится с умением этой женщины уговаривать. Если бы она предложила мне стать вампиром, а не Люций, не понадобилось бы и темных поцелуев до одури.
Но я решила проверить еще кое-что.
— А почему мне нельзя было рассказывать Апрелю о нашем знакомстве?
Я все-таки цапнула круассан и стала нервно его раскручивать, раздирая по волокнам. Безупречная улыбка Ули все-таки увяла и превратилась скорее в беспокойство.
— Ты заставила его вспомнить? — спросила она, устало садясь за стол и отпивая из второй чашки. Пахло мятой. Я сначала думала, что мята среди цветов, которые она разбирала, но теперь поняла, что это вампирша, которая пьет мятный чай. Ходячий анекдот.
Я кивнула.
— Плохо… — поежилась Уля. — Понимаешь, новенькие — они одновременно очень мощные и очень хрупкие. Они как подростки. Сила бурлит, нервы на пределе, сердце болит, а почему — непонятно. И пока они ничего не помнят, они учатся справляться с эмоциями и силой. А если напомнить — то в стремлении отомстить или даже защитить, они могут натворить дел.
— А почему нельзя было мне это нормально сказать? — разозлилась я.
— Ну посмотри на вещи здраво. Твой статус пока совершенно неясен. Это отдельная проблема с Люцием, мы с ним еще поговорим об этом. Но мы даже не уверены, что ты станешь одной из нас. Хотя я на это очень надеюсь! Ты мне понравилась, такая необычная.
И улыбка вновь расцвела на безупречно-розовых губах сказочной принцессы.
— А Люций… тоже еще молодой? — аккуратно спросила я.
И принцесса вдруг расхохоталась. Конечно, ее смех был похож на серебряные колокольчики и все такое, но смеялась Уля до слез, почти падая со стула, совершенно неприлично.
— Я смотрю, ты не скучаешь, — раздалось хриплое и злое позади меня. Даже солнце словно резко притухло. Да и Уля перестала хохотать, и взгляд ее стал тревожным.
Помянешь дьявола, и вот он.
Я обернулась и вздрогнула: видок у Люция был неважный. Белоснежные волосы потускнели и свисали неаккуратными сосульками, лицо осунулось, под глазами не круги — черные пропасти, скулы проступают так, словно готовы прорезать кожу. И руки такие же — кости скелета едва обтянутые сухой бледной кожей.
Не знаю, что с ним делал Эшер, но то, что ничего хорошего — ясно.
— Что, нравлюсь? — скривился он. — Да уж не похож на нашу сытую прекрасную принцессу.
Надо же, у нас с ним одни и те же ассоциации на тему Ули.
— Люций! — даже когда она обижена, Уля все равно прекрасна. Словно вот-вот расплачется крупными хрустальными слезами.