— Что ты задумал с Костиком?
— Ты нормально себя чувствуешь разговаривая в постели с мужиком о другом мужике?
— Я — да. А тебя что-то смущает? — я прошлась пальцами по его груди, твердой и холодной. Мне начинает это нравиться. Так, глядишь, теплых мужчин перестану любить. Фу, какой-то ты разогретый, милый.
— Опизденеть, как ты обнаглела, — возмутился Люций лениво, прикрывая глаза. Может быть, ему нравилось, что я делала. А может, просто устал.
— Что происходит в Москве?
— Одна старая игра. Не лезь пока.
«Пока». И неожиданно спокойный ответ. Прямо вселяет надежду.
— Мы туда вернемся?
— О, уже появилось «мы»? — Люций приоткрыл один глаз, насмешливо улыбаясь.
Я фыркнула. В моем возрасте на такое уже не ведутся.
— Это такое местоимение. Появилось в русском языке довольно давно.
— Не раньше меня.
— Так сколько тебе лет? — заинтересовалась я. Он так упорно избегает этого вопроса, но намеки Маэстро возбудили мое любопытство. Он-то хотел унизить Люция, но я услышала в них то, что ему гораздо больше лет, чем существуют аристократы и их привычка к складированию родственников в склепах.
— Я же лжец. Я солгу.
— Ну допустим. Допустим, я поверю.
— Много.
— Насколько много? — я настаивала. И даже убрала руку с его груди, но бледные пальцы поймали ее и вернули обратно. Тонкий намек. Я провела по выступающим ключицам и потрогала острый кадык. Люций показал клыки. Я потрогала их тоже. И он поймал мои пальцы ртом, прикусил их слегка как разыгравшийся кот, а я снова ощутила эту… жажду. — Так насколько?
— Так много, что уже неважно, сколько точно, — недовольно проворчал он, выпуская мою руку.
— Вампиры древнее человечества?
— Дура, — фыркнул Люций. Ну слава богу, а то я уж решила, что он заболел и больше ругаться не будет. — Вампиры и есть человечество.
— В смысле?
— В смысле мы были до так называемой истории, мы, вероятно, будем и после.
— Значит древнее?
— Люди — часть нас.
— А ты древнее человечества?
— А тебе не похуй, пять тысяч мне лет или пять миллионов? Это настолько больше твоей жизни, что не имеет значения, — Люций открыл глаза и пронзил меня раздраженным взглядом. Медовые сны закончились, возвращается старый добрый хам?
— А тебе? Как все воспоминания помещаются в твоем мозгу? Как ты живешь, когда каждый год бежит все быстрее?
— Схуяли? — он даже отбросил мою руку и завозился, садясь в кровати. Накинул одеяло на бедра, скрывая уже не столь бодрое свое состояние. Стесняется, что ли?
— Что?
— Что быстрее?
— Потому что так бывает. В детстве день тянется медленно, а потом по десять лет пролетают как один месяц.