«БИТВА ПРИ КОЛД-ХАРБОРЕ», – гласил крупный заголовок, а ниже было множество мелких, один за другим: «Катастрофа для армии Союза! Внезапная атака на рассвете провалилась! Отбита за восемь минут! Информация о позициях повстанцев оказалась ложной! Потери Конфедерации малы, наши велики, Грант молчит, требуется расследование!»
Там была целая статья, но мы не стали ее читать. Майор швырнул газету в сливную канаву, пришпорил лошадь, и я последовал за ним.
К полудню следующего дня мы вернулись на позиции, но не стали искать генерала. Мы были уверены, что он сам нас отыщет. Однако он нас так и не нашел, возможно, потому, что я отрастил бороду, а майор побрился. И мы не сообщили ему своих имен. Что ж, в конце концов Грант взял Ричмонд – он был великим генералом, – но взял его осадой.
Я видел его всего один раз, много лет спустя, когда он уже покинул армию. Был первый день нового года, я приехал в Вашингтон, увидел длинную очередь людей, желавших попасть в Белый дом, и понял, что идет общественный прием, который президенты проводят каждый Новый год. Я присоединился к очереди и час спустя оказался перед президентом.
– Помните меня, генерал? – спросил я.
Он пристально посмотрел на меня, прищурившись, затем покраснел, его глаза сверкнули. Однако он сделал глубокий вдох, вспомнив, что я избиратель, натянуто улыбнулся и кивнул на дверь за своей спиной.
– Подожди там, – сказал он.
Вскоре прием закончился, генерал уселся за свой большой стол, лицом ко мне, и откусил кончик короткой сигары.
– Итак, – произнес он, не ходя вокруг да около, – что случилось?
Я рассказал ему; разумеется, я догадался, в чем дело. Рассказал, как летательный аппарат сошел с ума и принялся петлять, запутав нас, и в итоге мы полетели обратно на север и отметили расположение наших собственных частей.
– Я это понял, как только отдал приказ атаковать, – ответил генерал.
Потом я рассказал о часовом, продавшем мне виски, и о том, как ошибочно решил, будто он его украл.
Генерал кивнул.
– Ты залил виски в машину, верно? Перепутал с бутылкой бензина.
– Да, сэр, – ответил я.
Он снова кивнул.
– Само собой, она взбесилась. Это был мой личный сорт виски, тот самый, о котором столь высоко отзывался Линкольн. Проклятый часовой таскал его всю войну. – Генерал откинулся назад в кресле, попыхивая сигарой. – Что ж, – сказал он, – полагаю, оно и к лучшему. Ли тоже так считал. Мы обсуждали это в Аппоматоксе, перед формальной капитуляцией. Только он и я, болтали с глазу на глаз в фермерском доме. Я никому не рассказывал, о чем мы говорили, и с тех пор все только об этом и гадают. А говорили мы о воздушной силе, сынок, и Ли был против, как и я. Войны нужно вести на земле, парень. Забравшись в воздух, люди начнут сбрасывать бомбы, помяни мое слово, а стоит только начать, и воцарится настоящий ад. Потому мы с Ли решили молчать насчет воздушной силы. Ни в моих, ни в его мемуарах нет ни слова на этот счет. В любом случае, сынок, как заметил Билли Шерман