Все засмеялись. Я покраснел. Но когда все состроилось, я увидел, как хорош мой текст, гораздо лучше остальных, укорененный в чем-то совершенно ином, более сущностном.
Я сказал об этом Арве, когда мы потом стояли во дворе, на щебенке, и болтали.
Он ничего не ответил, только улыбнулся.
Каждый вечер два или три из нас читали свои произведения для остальных. Я очень ждал, когда очередь дойдет до меня: я покажу себя Линде во всей красе. Читаю я обычно мастерски, даже, как правило, срываю аплодисменты. Но тут не заладилось, уже на первом предложении я усомнился в тексте, он показался мне нелепым, смехотворным, поэтому дальше я старался занимать как можно меньше места, наконец красный от стыда сел на свое место. Дальше была очередь Арве.
И во время его чтения что-то произошло. Он всех околдовал. Он оказался волшебником.
— Как же хорошо! Невероятно! — сказала мне Линда, когда он закончил.
Я кивнул и улыбнулся:
— Да, очень хорошо.
В бешенстве и раздрае я ушел с чтений, купил пива и сел на крыльце своего домика. Я говорил про себя: Линда, сейчас ты уходишь оттуда и идешь сюда. Ты должна, иди за мной. Если ты сейчас придешь, если ты сделаешь так, мы будем вместе. Тогда это то самое.
Я прищурился и посмотрел на дверь.
Она открылась.
Линда!
Сердце забилось.
Это Линда! Линда!
Она шла через двор, и меня трясло от счастья.
Она свернула к другому зданию, на повороте приветственно махнув мне рукой.
На следующий день мы все пошли в лес, я шагал рядом с Линдой, впереди всех, шедшие за нами постепенно разбредались, и я остался наедине с Линдой в лесу. Она жевала травинку и время от времени поглядывала на меня с улыбкой. Я молчал. Не мог сказать ничего. Смотрел под ноги, смотрел на лес и на нее. Глаза у нее сияли. Сейчас в них не было ничего от того мрачного, глубокого, тянущего, она была сама легкость и флирт, жевала-пожевывала травинку, улыбалась, смотрела на меня, смотрела в землю.
Что все это такое?
И что оно значит?
Я предложил обменяться книгами, она сказала — да, конечно. Подошла ко мне, когда я лежал навзничь на траве и считал облака, и протянула книгу. «Бископс-Арнё, 09.07.01. Карлу Уве Кнаусгору от Линды» — написано было на ней. Я побежал в комнату за своей книжкой, уже подписанной Линде, и подарил ей. Она ушла, а я взялся читать ее книгу. Я изнывал от желания, каждое ее слово было она сама.
Изнутри происходившего, то есть такого охватившего меня вожделения Линды, как будто мне опять шестнадцать лет, все виделось иначе. Зелень вокруг разрасталась хаотично и буйно, но я отмечал в ней и простоту чистых форм, они вызывали во мне почти экстаз, — и эти старые дубы, и ветер, шуршащий в их листве, и солнце, и бесконечная голубизна неба.