Ох, как же она орала, пока Линда в своей нервной нерешительной манере снимала с нее одежду!
— Давай я, — предложил я.
Она испепелила меня взглядом.
Ванья замолкла через две секунды после того, как ее губы сжали сосок. Но тут же откинула голову назад и снова завопила.
— Она не голодная, дело не в этом, — сказала Линда. — А в чем тогда? Может, она заболела?
— Нет. Она здорова, ее только что проверял врач.
Ванья вопила как оглашенная. Маленькое личико скривилось и сморщилось.
— Что же делать? — спросила Линда уже с отчаянием.
— Прижми ее к себе, — сказал я. — Вдруг поможет.
Другая пара, они были после нас, вышла из кабинета, неся младенца в люльке. Они старательно отводили глаза, проходя мимо.
— Мы не можем стоять здесь вечно, — сказал я. — Пойдем. Ну пусть покричит.
— Ты вызвал такси?
— Нет.
— Так вызови уже!
Она смотрела вниз, на Ванью, и прижимала ее к себе, что ничуть не помогало, — мало кого успокоит телесный контакт сквозь зимний комбинезон и толстый пуховик. Я вытащил мобильник и, набирая номер такси, другой рукой подхватил люльку и через весь холл пошел к выходу.
— Подожди, мне надо снова надеть на нее шапку, — сказала Линда.
Ванья орала не переставая, все время, пока мы ждали такси. К счастью, оно приехало через несколько минут. Я открыл заднюю дверь, поставил на сиденье люльку и стал пристегивать ее; час назад я справился с этим без проблем, но сейчас задача оказалась неразрешимой. Я перепробовал все способы протянуть ремень: поверх чертовой люльки, снизу, сзади — ничего не получалось. Все это под дикие вопли Ваньи и под взглядом Линды, смотревшей на меня как на врага. В конце концов шофер вышел из машины, чтобы помочь мне. Я отказался было отодвинуться, что за бред, я сам справлюсь, но по прошествии еще одной минуты вынужден был уступить место этому усатому господину иракской наружности, и он в две секунды все застегнул.
Сколько мы ехали по заснеженному, сияющему на солнце Стокгольму, столько Ванья орала. Только оказавшись дома, раздетая, на кровати рядом с Линдой, она замолкла.
Мы с Линдой оба были мокрые от пота.
— Укатала она нас, — сказала Линда, вставая с кровати от заснувшей Ваньи.
— Да, запал у нее есть, — сказал я. — Уже кое-что.
Вечером я услышал, как Линда рассказывает своей маме о визите к врачу. Ни слова о том, как Ванья орала, ни слова о том, как мы паниковали, вместо этого она рассказывала, что Ванья улыбнулась, когда ее осматривали. С какой же гордостью Линда говорила!
Ванья улыбнулась, она здорова, бодра; и свет низкого заоконного солнца, словно приподнятый запорошенными снегом крышами, заставлял все в комнате мягко сиять, в том числе и Ванью, которая лежала голая на одеяльце и дрыгала ногами.