— А что ты сейчас делаешь?
— Гуляю с Юнном в Пильдаммспарке. Он спит, и здесь в парке хорошо. Мне бы радоваться, а я… Утро меня доконало.
— Все пройдет. Наверняка у вас будет хороший вечер. Знаешь, мне пора бежать. Пока!
— Пока! И удачи тебе!
Я положил трубку, взял сумку и вышел наружу выкурить последнюю сигарету.
Етить-колодрить, вот же ЖОПА!
Я прислонился к стене и уставился на лес напротив, серые вершины гор посреди зеленого и желтого. Я ужасно расстроился из-за детей. Дома я вечно сердился и раздражался на них. Мне ничего не стоило отругать Хейди, да даже наорать на нее. А уж Ванья… когда у нее случался припадок упрямства и она не только говорила «нет» на все, но вопила, орала и дралась, я тоже переходил на крик, хватал ее и швырял на кровать, совершенно теряя контроль над собой. За этим следовало раскаяние, я старался быть терпеливым, милым, приятным, дружелюбным, хорошим. Хорошим. Я хотел этого. Единственное, чего я хотел, быть хорошим отцом для этой троицы. Но был ли я им?
ЧЕРТ. ЧЕРТ. ЧЕРТ.
Я бросил окурок, схватил сумку и пошел. Поскольку я не знал, где находится университет, в мое время его еще не было, то я взял такси, для простоты. И оно, со мной на заднем сиденье, вывернуло с парковки на дорогу и повезло меня вдоль взлетной полосы, через реку, мимо бывшей моей школы, на которую мне было глубочайшим образом плевать, вверх и вниз по холмам мимо Хамрестранна, кемпинга, пляжа, холмов, застроенных домами, где жили почти все мои одноклассники. Через лес до перекрестка у Тименеса, а оттуда на шоссе Е18 и в сторону Кристиансанна.
Университет располагался на другой стороне туннеля, недалеко от гимназии, в которой я учился, но полностью от нее отделенный, буквально маленький остров в лесу. Большие, красивые, новые здания. Сразу видно, что за годы, прошедшие со времени моей здешней жизни, в Норвегии денег прибыло. Люди лучше одеты, машины дороже, везде что-то строится.
Бородатый, профессорского вида мужчина встретил меня на входе. Мы поздоровались, он показал мне аудиторию, где я буду выступать, и ушел к себе. Я нашел столовую, сумел запихнуть в себя багет, потом сел на солнышке на улице, пил кофе и курил. Вокруг кучковались студенты, младше возрастом, чем я рассчитывал, — выглядели они как гимназисты. Вдруг я увидел себя со стороны: староватый мужик с запавшими глазами, сидит со своей сумкой сам по себе. Сорок, мне скоро сорок. Не я ли чуть не сверзился со стула, когда Улли, приятель Ханса, сказал как-то, что ему сорок? Я бы так никогда не подумал, это во-первых, а во-вторых, жизнь его сразу предстала совсем в другом свете: что делает этот старикан среди нас? И вот я сам стал таким.