Николай I. Биография и обзор царствования с приложением (Полиевктов) - страница 200

К 1854 г. утомленный трудами и болезнью Воронцов оставил пост кавказского наместника. Его заботы о благосостоянии края загладили было во многом неудачи административных опытов 30-х и 40-х годов. Новые политические осложнения снова прервали начатую им работу.

22 февраля 1848 г., в воскресенье на масленице, пришли в Петербург известия о революции в Париже, о том, что король Людовик-Филипп бежал и что во Франции провозглашена республика. Эти известия произвели очень сильное впечатление на императора Николая. Сами по себе события, разыгравшиеся во Франции, не являлись для него неожиданностью: как уже было отмечено выше, начиная с 1840 г. положение дел в Европе представлялось Николаю крайне тревожным и внушающим серьезные опасения. Личная судьба Людовика-Филиппа, к которому он никогда не относился с симпатией, не внушала ему никакого сожаления. Новый переворот вызывал вначале его негодование исключительно как нарушение тех принципов, которые он считал непоколебимыми после соглашений 1833–35 гг. и на защите которых зиждилась вся его государственная система.

Пока революционное движение не выходило из пределов Франции, император Николай I реагировал на него сравнительно умеренно.

Дипломаические сношения с Францией были прерваны, и русский поверенный в делах в Париже Н.Д. Киселев оставался там с этого времени лишь в качестве частного лица без официальных полномочий. Находившимся в Париже русским подданным было предложено покинуть пределы Франции. Французский поверенный в делах при Петербургском дворе Мерсье после февральского переворота был принят Николаем точно так же – лишь как частное лицо, причем государь высказал ему свой взгляд на совершившиеся события во Франции как на заслуженное возмездие Июльской монархии, возникшей в свое время из революции. Одновременно с этим проживавшим в Петербурге французам шеф жандармов граф Орлов сообщил именем Государя, что они по-прежнему будут пользоваться покровительством русского правительства при условии соблюдения тишины и спокойствия, но что каждый из них, если пожелает, свободно может покинуть Россию.

Негодование Николая возросло и его политика по отношению к революционному движению стала решительнее, когда это движение приняло общеевропейский характер, распространилось на Австрию, отразилось в Дунайских княжествах и на политике Сардинского короля, нашло отзвук в Прусии и охватило всю Германию. С первого же момента заявляя, что «не будет пролито ни одной капли русской крови» ради восстановления прежнего порядка в самой Франции, Николай в то же время, в видах поддержания спокойствия в остальной Европе, предполагал первоначально двинуть сильную армию на Рейн. Многие из его приближенных и министров – кн. П.М. Волконский, гр. П.Д. Киселев, гр. А.Ф. Орлов и др. – высказались, однако, против подобного плана, по соображениям главным образом финансового характера. Тем не менее ввиду происходивших во Франции и в Австрии событий и ввиду начавшегося движения среди поляков, 420000-ная армия была сосредоточена на нашей западной границе, а в Вене и Берлине были сделаны представления о необходимости подавить смуту в Галиции и Познани. Чувства Николая и его решение силой оружия противодействовать дальнейшему распространению революционного движения нашли выражение в его известном манифесте от 14 марта 1848 г. Этот манифест был составлен самим государем после получения им известия о революции в Берлине и лишь слегка исправлен со стороны слога бар. М.А. Корфом. «После благословений долголетнего мира, – провозглашалось в манифесте, – запад Европы внезапно взволнован новыми смутами, грозящими ниспровержением законных властей и всякого общественного устройства. Возникнув снова во Франции, мятеж и безначалие скоро сообщились сопредельной Германии, и, разливаясь повсеместно с наглостью, возраставшей по мере уступчивости правительства, разрушительный поток сей прикоснулся наконец и союзных нам империи Австрийской и королевства Прусского. Теперь, не зная более пределов, дерзость угрожает в безумии своем и нашей Богом нам вверенной России. Но да не будет так! По заветному примеру православных наших предков, призвав на помощь Бога Всемогущего, мы готовы встретить врагов наших, где бы они ни предстали, и, не щадя себя, будем в неразрывном союзе со святой нашей Русью защищать честь имени русского и неприкосновенность пределов наших. Мы удостоверены, что всякий русский, всякий верноподданный наш ответит радостью на призыв своего государя; что древний наш возглас “За веру, царя и отечество” и ныне предукажет нам путь к победе, и тогда, в чувствах благоговейной признательности, как теперь в чувствах святого на него упования, мы все вместе воскликнем: “С нами Бог! Разумейте, языцы, и покоряйтесь, яко с нами Бог!”» Отправленному в это время на свой пост русскому уполномоченному при Австрийском дворе гр. П.И. Медему было поручено сообщить в Вене о принятых мерах. О том же было сообщено в Париже через секретаря нашей парижской миссии Балабина.