Я наслаждалась и холодом, и цветением черемухи. В такую погоду никто не хотел гулять, и можно было сколько угодно бродить одной, свободной от обязанности поддерживать разговор.
Воскресное утро выдалось особенно холодным. Сразу после завтрака я надела куртку, чёрные туфли-лодочки и пошла на берег.
Прохожий стоял на берегу около пристани и смотрел на Рыжий остров. Он был примерно моего роста, невысокий для мужчины. Волосы густые, слегка вьющиеся, лежали на плечах крупными локонами — предметом для женской зависти. Больше ничего привлекательно в нем я не увидела. Ссутулив плечи под ветром, в сером бесформенном свитере он выглядел достаточно жалко.
— Вы когда-нибудь были на том острове? — спросил он, когда я подошла достаточно близко.
— На Рыжем? Разумеется, — ответила я.
— А вы знаете, что там собираются идолопоклонники?
Я промолчала.
— Мне нужно на остров, — сказал он. Голос был такой же упрямый, как ветер.
— У моего отца есть лодка, — сказала я, — но он не любит её давать прохожим.
Он впервые посмотрел на меня и попросил отвести его к отцу.
Через час мы сидели в лодке. Его руки напрягались, осваиваясь с веслами. Я мерзла и радовалась жизни. Озеро было недовольно тем, что мы поплыли. Вода под нами превратилась в серое кипящее желе.
На острове царила тишина. По отмелям серого песка бежали, рассекая их, мутные ручейки. Первые цветы жалкими цветными кляксами расцвечивали мокрые поляны. Полупрозрачные кроны деревьев дрожали от высокого ветра.
Прохожий повел меня вглубь острова тропинками, по которым торили свой путь большие и маленькие потоки воды. Мои туфли издавали звуки смачных поцелуев, какие раздаются с экрана, когда моя сестра наслаждается киноискусством.
Преодолев живую изгородь из молодого ивняка, мы обнаружили поляну — утоптанный плоский участок земли. В центре его лежал огромный валун синеватого оттенка. Когда мы подошли ближе, стали видны вырезанные в камне надписи, образующие кривоватую кайму. Над валуном возвышался истукан из желтоватого песчаника — исполинская фигура, у которой можно было различить голову, плащ и жезл, а остальные части сливались в сплошное каменное месиво, словно неизвестный художник счел кощунственным точно уподоблять изображение бога смертному человеку. И на мой вкус, он был прав — этот идол выглядел куда более божественно, чем те, что я видела на картинках в религиозных энциклопедиях.
— Капище, — заворожено произнес мой проводник, не отрывая взгляда от идола, — потрясающее безобразное капище.
Я промолчала, соглашаясь.
— Идолопоклонники наверняка бывают здесь часто, — сказал он, дотронувшись до камня, — я должен их дождаться.