На следующее утро, едва солнце потекло пурпурно-золотым соком по горизонту, я снова пошла на берег озера. Тихое дыхание ночи наливалось упругой силой и становилось ветром. Он дул вокруг и постепенно проникал внутрь моего тела. Воздушный поток тянул меня вдоль берега, торопя и понукая идти за Пророком. Мне казалось, что ветер разрывает мою грудь, чтобы стало легче дышать. Сердце, словно предчувствуя свободу, ускорило ритм — его стук отдавался в окружающем воз духе. Мои ноги бежали так быстро, что скоро я почти перестала их чувствовать. Как и землю.
По лицу меня жгуче хлестнули ветки ольхи, и я едва успела зажмуриться. Ветер швырял меня в воздухе из стороны в сторону, и я не видела, куда лечу. Моё тело стало легким и беспомощным, как воздушный шар. Я больше не могла управлять им.
Перед глазами мелькало то небо, залитое рассветом, то земля в оранжевых точках жарков. Деревья превратились в сплошную зелёную массу. Ветер подбрасывал мое тело и относил всё ближе к воде. За секунду я осознала, что сейчас моя одежда напитается влагой, и я упаду в озеро. Эта мысль заставила меня ощутить свои руки, и, когда перед глазами мелькнула полузатопленная пристань, я сделала резкий выдох и рванула тело вперед. Через миг мои пальцы сомкнулись на деревянной палке перил. Ветер продолжал тянуть меня на озеро, ладони поползли по перилам, и из рассохшегося дерева в палец вошла заноза. Легкая боль растеклась по левой руке спасительной тяжестью. Спустя несколько мгновений я почувствовала ногами колеблющуюся поверхность пристани. По берегу ко мне уже бежал отец и старший брат.
Дома меня уложили на диван в большой гостиной, которую я не люблю за пустоту и чопорность, и укутали пледом. В моих руках мгновенно оказалась горячая чашка с ромашковым чаем, а под мышкой градусник. Отец, стоя надо мной, хмурился, мама тихонько причитала без слов, а тетя Лита крестила то меня, то свой лоб.
А я чувствовала себя счастливой, несмотря на суету вокруг. Это был мой первый полет. И первый шаг к краху, о чем, к счастью, я тогда не подозревала.
Если, стоя у ворот нашего дома, повернуться спиной к озеру, то останется только одна дорога. Она огибает холм у истока реки и ведёт к таверне над переправой. Когда мне хочется выплеснуть из себя накопившиеся слова, я иду по этой дороге, в гости к Джине. Её отец — владелец таверны.
Обычно я иду пешком вдоль обрыва над рекой. Он не везде отвесный, и местами по россыпям камней можно спуститься на самый берег. Кое-где по склону растут деревья и высокие заросли иван-чая. Сейчас он цветёт, и крутой склон полыхает лилово-розовыми пятнами. Когда наползают сумерки, цветы некоторое время кажутся ещё ярче, чем днем, словно превращаясь в факелы холодного огня.