— А если здесь остаться надолго? Если я останусь тут ночевать, что будет?
— Придешь одна — наверно, ничего не будет. Придешь с разозленной колдуньей — выйдешь состарившейся! — засмеялась Евгения.
— А если с тобой остаться? Помолодею?
— Лет через десять проверим!
Обратно они бежали, обжигая пятки, переговариваясь и смеясь. Не добежав до беседки, Евгения остановилась. Что-то испортило ей настроение, как темное облачко посреди синего неба. Она издалека почуяла, в чем дело.
Лива, которая еще недавно скакала и веселилась, встретила их в беседке с кислым лицом.
— Зуб… — протянула она, с мольбой глядя на Евгению.
— Послушай, ну сколько можно? Вырви его наконец!
Девушка затрясла головой, скорчила гримасу.
— Боюсь! Не решусь ни за что!
— А если тебя среди ночи прихватит? Побежишь ко мне прямо в спальню?
Прижимая к челюсти руку и шмыгая носом, Лива с надеждой смотрела на госпожу.
— Вот возможность проверить, — сказала царица Ашутии и поманила всех троих к роще. — Я ничего не буду делать, — говорила она, вводя Ливу под полог листвы. — Просто постою рядом, боль должна пройти сама.
Лива покорно остановилась у куста. Ашутия сказала:
— Колдунья при этом произносит заклинания.
— Ей заклинания нужны, чтобы настроиться и поймать исходящую снизу волну. А я не колдунья, могу обойтись и без них.
Ашутия не поняла, но не стала переспрашивать. Эвра прислонилась было к охранителю, но сразу же отпрянула от ледяного камня.
— Мне не помогает, ничего не проходит, — ныла Лива. — Лучше ты приложи руку, госпожа!
— Жди! И имей в виду, это в последний раз. Вернемся в Киару, пойдем дергать зуб.
— Ты пойдешь со мной?
— Придется, иначе ты потеряешь сознание, как только увидишь врача.
— Ой, не говори! Даже думать об этом не хочу!
Сквозь завесу узких серебристых листьев Евгения смотрела на океан. В Киаре он был совсем не такой. В Киаре он был лишь частью порта и резервуаром для слива отходов. Здесь же это было необъятно большое живое существо. Оно дышало, весело играло солнечными бликами, любовно облизывало берег. Оно было прекрасно настолько, что невозможно оторвать глаз, а отвернуться — будто совершить преступление. Ей хотелось навсегда сохранить в себе и прозрачно-зеленую воду, и песок, и воздух, и солнце… Эта жадность была бессмысленна. Тысячи, а может, и миллионы лет солнце раскидывало сверкающие блики по волнам, а те разглаживали пляж невзирая на то, что этой красотой некому было любоваться. Пришел человек, но все здесь осталось по-прежнему. Может быть, когда-нибудь люди закуют в камень этот берег, и уничтожат белый песок, и будут бросать в океан свой мусор. Но пройдет еще несколько тысяч лет, и истинные хозяева вновь отвоюют свое. Не стоит даже заглядывать так далеко. На жизнь Евгении этой красоты хватит с избытком. И все же даже отворачиваться от нее ей было жалко.