Я смеюсь. Может, все-таки какая-нибудь девушка заваливает сообщениями? Надеюсь только, не та с синими волосами и в футболке с Микки-Маусом.
– Кстати, я купила себе сегодня новый, – говорю я, вытаскивая свой новый блестящий телефон. – Давай пришлю номер? Только скажи мне свой – у меня все контакты остались на старом.
Он диктует, и я прилежно набираю цифры.
– А тот все еще у полиции? Зачем он им?
Я пожимаю плечами.
– Не знаю. Я им не особенно и пользовалась. Знаешь, – я набираю воздуха в грудь, – они думают, что я убила твою маму. Это неправда, конечно, – добавляю я поспешно на всякий случай, – но, насколько я понимаю, у них нет иных версий. Когда я увидела полицейские машины возле дома… Ну, в общем, я подумала, они приехали за мной.
Джеймс бросает на меня резкий взгляд.
– Серьезно? Ты решила, что тебя хотят арестовать? Но это же бред!
– Я рада, что ты так думаешь. Да, полное безумие. Однако главный инспектор или как его там хочет закрыть дело, а меня нашли на месте преступления, всю в крови. Главное, чтобы ты знал и верил мне – я не сделала Джоанне ничего плохого. Я любила ее. А она, наверное, была единственной, кто по-настоящему любил меня.
На глаза наворачиваются слезы. Это чистая правда. Я предала Джоанну самым гнусным образом, а она осталась со мной и заботилась обо мне изо дня в день, даже когда под угрозой были ее собственные надежды на счастье. Она могла запихнуть меня в какой-нибудь интернат и оставить там гнить. Однако нет, я жила нормальной жизнью и была пусть не мамой, но тетей, сестрой и частью мира людей. Что это, как не любовь?
– То есть, если я правильно понимаю, – произносит Джеймс, когда мы сворачиваем с главной дороги на узкую второстепенную и холмы вдруг встают на фоне молочного рассветного неба темными громадами, – ты хочешь сказать, что фактически сейчас в розыске? Так?
В его голосе звучит шутливая нотка. Я улыбаюсь в ответ.
– Да, я официально в бегах. Но только до конца выходных.
– Ура тете Саре! – выкрикивает Джеймс и поднимает левую руку. Я даю ему пять, и наша машинка несется дальше по извилистым проселочным дорогам, через долины, поднимаясь к холмам. Вопреки горю, страху и волнению впервые за много дней, недель, даже месяцев я хохочу во все горло. Мы сорвались с крючка, мы свободны!