Роберт пришел в восторг. Победно вскинув кулак в воздух, он запрыгал по сырой мансарде, которую я должна была показывать какому-то несчастному простаку-арендатору.
– Я знал, что мои мальчики способны на это, что они могут!
Роб всегда сводил все только к себе.
Однако эйфория быстро прошла, испарилась, как водоем жарким летом. Капля за каплей, незаметно… Однажды вдруг остается только сухая, растрескавшаяся земля, а твой любовник просит тебя избавиться от чудо-ребенка, которого вы сотворили вдвоем. Я отреагировала на удивление спокойно. Роберт сказал, что нужно подумать о Джоанне, но потом речь пошла совсем не о ней. Он начал жаловаться, как его сводят с ума расходы на ЭКО, какой невероятный стресс он испытывает, и что надо все как-то заканчивать.
– Я не могу, малыш. Просто не в силах причинить ей такую боль, – со слезами причитал он. Его нытье лилось как нефть из трубы, отравляя мою радость.
К собственному изумлению, я была мало тронута страданиями Роба. Внутри меня словно появился какой-то твердый стержень. Наверное, это и есть материнство – на слабости других внимания уже не обращаешь. Роберт может праздновать труса, а я не стану. Я одна пошла на УЗИ, заплатила за снимок и долго всматривалась в него, пытаясь разглядеть в сером бесформенном силуэте, кто растет внутри меня – победитель, неудачник, герой-любовник, задира… Одно я знала наверняка: если я и с помощью ребенка не смогу привязать к себе Роба, значит, тут уже ничего не исправить, а я слишком много поставила на карту, чтобы легко сдаться. Тем временем его отлучки вдруг стали длительнее, и после возвращения ему требовалось дольше отдыхать. Я не сказала ни слова, снисходительно объясняя все шоком. Роберту просто нужно время, чтобы решиться на разговор с Джоанной. Однако время работало не на меня.
Первой о моей беременности узнала сестра – наверное, под воздействием гормонов она стала буквально чуять подобные вещи. Мать пришла в негодование. Когда я отказалась назвать отца ребенка, она решила, что я просто не знаю, от кого он.
– Видеть тебя не могу! – выплюнула она. – Избавься от него, или можешь больше на глаза мне не показываться!
Я с вызовом рассмеялась ей в лицо, но на душе у меня скребли кошки. Когда наконец Роб посмеет признаться?.. Увы, по его лицу я видела, что он по-прежнему трусит.
Потом ко мне пришла Джоанна, вся в слезах. Мать запретила ей видеться со мной – думаю, это был единственный раз, когда сестра ослушалась. Только крайнее отчаяние могло толкнуть ее на подобный поступок. Так оно и оказалось – она наконец-то заподозрила, что Роб ей изменяет. Внутри у меня все скрутило узлом от напряженного ожидания – сейчас все раскроется. Мне даже хотелось этого.