– Я проследила за ним, – всхлипывала Джоанна. – Он полдня провел в дорогом отеле в Лике. Что ему там делать? Это совсем в другой стороне от аэропорта! Я знаю, он был там не один!
Мой мир рушится. Мне Роб сказал, что он в длительном рейсе из Шанхая. А на самом деле встречается с кем-то еще!
Я выбегаю из комнаты, меня рвет. Джоанна рядом, придерживает мне волосы, помогает. Иногда она любит сесть рядом и держать руку на животе, чувствуя, как шевелится ребенок. О течении беременности она знает больше меня. Я раздалась – это неизбежно, – лодыжки опухли, груди просто огромны. Я никогда не планировала стать матерью-одиночкой, я хотела семью, как у Джоанны, и ребенок был моим пропуском в счастливую жизнь. Однако Роб не намерен оставлять жену.
Тогда я решаю взять все в свои руки и заявляюсь незваной на день рождения матери. Та допускает меня только на десять минут и даже не смотрит в мою сторону. Открытка остается непрочитанной, сделанный на заказ букет брошен в раковину. Торт вызывает недовольство: «Зачем выкидывать деньги, достаточно было и обычного бисквита». Во мне вдруг что-то щелкает.
– Джоанна, я должна тебе кое-что сказать…
Роб вздергивается, бледный от ужаса, и жестами пытается меня остановить. Однако я не могу больше молчать. Слова рвутся из меня, наполняя комнату отвратительной вонью предательства.
– Я беременна от Роба. Мы любим друг друга, это его ребенок.
Сказано смело, но сама я вся трясусь. Я жду, что Роб поддержит меня, встанет рядом, обнимет… Он не двигается с места. Все застыли, словно я произнесла какое-то заклятье. Или проклятье? Джоанна, побелев, стонет, как раненое животное.
Первой приходит в себя мать. С мрачным удовлетворением на лице, будто я вручила ей самый лучший подарок на свете, она выпроваживает меня за дверь.
– Не трудись возвращаться через год, – шипит она, захлопнув дверь у меня перед носом. Роба тем не менее никто не выгоняет.
Я рожаю одна, рядом со мной не осталось ни души. Лондонских друзей и подруг я забыла, гоняясь за запретным плодом, и пожинаю теперь горечь одиночества. Сейчас главное для меня – как можно меньше травмировать вагину, она мне еще понадобится, чтобы найти другого мужчину. Сойдет это за материнский инстинкт – постараться не умереть, не изуродоваться и не остаться с порванной в лоскуты промежностью?
Больно, конечно, было, но я не отказывалась ни от каких лекарств, и понадобилось наложить всего два маленьких шва. Акушерки меня хвалили; мы вместе поплакали. Мне вручили какого-то крохотного, в пятнах куренка с прядками темных волос и крепко зажмуренными глазами. Ребенок спит в пластиковой кювете рядом с моей кроватью, а я осматриваю себя – почему я так и осталась толстой? Я-то думала, что смогу сразу же влезть в джинсы в обтяжку. По ноге стекает кровь. Этого я тоже не ожидала, как и струящегося из грудей молока. Жду, когда навестить меня придет Роб. Он не приходит. Ну и пусть. Я возвращаюсь в свою квартиру на такси, по-прежнему в широченных штанах для беременных.