Александр. Неаполь, 7 июня 1804 года
Вручитель сего письма есть месье Борель, секретарь нашего здесь агента коммерции г-на Манзо, по коего делам он едет в Петербург. Сия хорошая оказия доставляет мне случай вольно с тобою говорить. После Актонова отдаления здесь начинает заводиться каша: французы господствуют, и число их в сей столице каждый день умножается. Королева всем теперь ворочает, и нет сомнения, что она главною причиною падения Актона, коего сила и кредит у короля возбуждали ее ревность; она тем более теперь командует, что король ни во что входить не хочет и никогда в столице не бывает. Того и гляди, что уедет в Сицилию, оставив всю фамилию здесь и министерство.
Ежели мы поссоримся с Бонапартом, то худо Неаполю. Он только и поддерживал себя нашим покровительством и в случае разрыва сделается первой жертвою Франции. Кажется, к тому дело начинает клониться. Посол их очень грубо здесь начинает обходиться, требовать некоторые важные крепости, яко Капую, Гаету и проч., уменьшение войск здешних, даже запрещает, чтобы были учения и маневры. В случае несчастья, не знаю, куда Карпов удалится; я уверен, что в Корфу не поедет, а я все силы употреблю убедить его ехать в Вену; ежели не захочет жить в Триесте, я к тебе приеду, но всего вероятнее, что поедет в Петербург. Этого, пожалуй, не говори никому; мы от этого не так-то далеко, но верно никто себе того не воображает. Сицилия не уцелеет также, и ежели французы займут Неаполь, то англичане не отстанут и тотчас завладеют Сицилией, где жители их любят отменно и примут без малейшего сопротивления.
Каков тебе кажется новый император? Мне кажется, я бы решился скорее поцеловать жену русского мужика, чем сказать Бонапарту: ваше величество. Что за народ эти французы! Проливали кровь более десяти лет, чтоб основать вольность свою, а теперь будут оную лить за чужестранца, бог знает откуда пришедшего и заставившего дать себе самодержавную власть, потерянную законным королем на эшафоте. Это, право, непонятно. Французы унижают род человеческий. Но г-н Бонапарт поторопился слишком; боюсь, что это ему шею сломит: фанатики еще не истреблены во Франции.
Александр. Неаполь, 8 июня 1804 года
Вручитель сего письма поляк Лозинский – наш подданный, взятый французами в плен в Италии и бежавший от них теперь. Мы хотели его отправить в Корфу; но, к его несчастью, был он бог знает за что изувечен одним неаполитанским солдатом на всю свою жизнь. Ты знаешь, что неаполитанцы очень храбры против тех, которые без всякой обороны. Борель из человеколюбия взял его с собою, дабы доставить в Каменец-Подольск, где его отец и вся родня. Ежели он Бореля оставит в Вене, то постарайся доставить ему способ попасть как-нибудь в свою отчизну. Жаль сего бедного, несчастного. Рассуди, что мы по сю пору не можем добиться наказания виновного. Лозинский сам расскажет тебе подробно все свое приключение несчастное.