— Никогда не голодай, Патти, кисонька.
— Если будешь шевелиться, не придется торопиться. Бэн, мне пора укладывать Лапушку в постельку, спуститься вниз и начинать урок. Ты поцелуешь меня на ночь?
Прежде, чем он осознал случившееся, Бэн обнаружил, что целует женщину, вокруг которой обвилась змея. Он старался игнорировать Лапушку и обращаться с Патти, как она того заслуживала.
Патти поцеловала Джил.
— Спокойной ночи, дорогие — она не торопясь ушла.
— Бэн, она сама непосредственность, правда?
— Верно. Хотя вначале она озадачила меня.
— Я грок. Патти всех озадачивает, потому что никогда не сомневается. Она инстинктивно делает то, что нужно. Патти во многом похожа на Майка. Она продвинулась в учении дальше всех нас и должна быть верховной жрицей. Но она не хочет, потому что ее татуировки помешают ей выполнять некоторые обязанности — будут отвлекать, а она не хочет убирать их.
— Как можно убрать столько татуировок? С помощью ножа для освежевания туш? Это убьет ее.
— Ничего подобного, дорогой. Майк может убрать их, не оставив и следа и не причинив ей боли. Но она не думаете них, как о своей собственности и считает себя просто их хранительницей. Садись. Доун принесет ужин — мне нужно поесть, пока я наверху, потом до утра у меня не будет ни одной свободной минуты. Скажи мне, какие у тебя впечатления? Доун видела тебя на службе для не принадлежащих к кругу.
— Да.
— Ну и?
— Майк — медленно ответил Кэкстон — может продавать змеям обувь.
— Бэн, я грок тебя беспокоит что-то.
— Нет — возразил он — Ничего конкретного.
— Я спрошу тебя через неделю или через две. Не торопись.
— Я не останусь здесь на неделю.
— У тебя есть в запасе материал для твоих колонок в газете?
— Для трех. Но я не должен долго оставаться здесь.
— Думаю останешься… потом по телефону передашь несколько заметок скорее всего о Церкви. К этому времени ты грок и останешься намного дольше.
— Не думаю.
— Ожидание до наполнения. Здесь ведь не церковь, знаешь?
— Патти мне что-то говорила.
— Можно сказать, это и не религия. Конечно, в юридическом и нравственном смысле у нас церковь. Но мы не стараемся привести людей к Богу, здесь-то мы и расходимся с церковью, об этом даже нельзя сказать на Марсианском. Мы не пытаемся спасти душу, душу нельзя потерять. Мы не пытаемся дать людям веру, мы предлагаем им не веру, а правду — правду, которую они могут проверить. Правду сегодняшнего дня о нас и нашем мире, правду чистую, как гладильная доска, полезную, как хлеб… такую практичную, что она сможет сделать войну и голод, насилие и ненависть такими же ненужными как… ну скажем, как одежда в Гнезде. Но они должны научиться Марсианскому. В этом-то и загвоздка — найти людей достаточно честных, чтобы поверить в то, что они видят, способных трудиться, ибо языку учиться тяжело и долго. Эту правду нельзя сформулировать по-английски, во всяком случае, не больше, чем Пятую симфонию Бетховена — Она улыбнулась — Но Майк никогда не торопится. Он просматривает тысячи… находит нескольких… и некоторые из них попадают в Гнездо, где он обучает их дальше. Однажды, когда Майк закончит обучать нас, мы сможем основать другие гнезда, а потом произойдет эффект снежного кома. Но торопить не стоит. Ни один из нас еще не прошел курс обучения. Правда, дорогая?