Миша хотел отказаться, но вспомнил, что ничего не ел с самого утра, даже пообедать забыл, и понял, что голоден.
– Можно, руки помою?
– Разумеется.
Анатолий Петрович жил один – об этом говорила и одинокая зубная щетка в стаканчике, и полупустая вешалка для верхней одежды, но квартира выглядела ухоженной и опрятной и без женской руки.
Вернувшись в кухню, Миша присел на табурет возле окна. На столе уже стояла большая зеленая кружка с горячим чаем.
– Вам с молоком? – спросил Белкин. – Сахар вот тут, если нужно.
От молока Миша отказался, как и от сахара.
– Я тоже безо всяких добавок пью, а иначе аромат не почувствуешь. Зачем же портить? И чашка чтоб большая, терпеть не могу, когда они размером с наперсток.
Печенье было вкусное, варенье – тоже.
– Сам варю, – с трогательной и немного забавной гордостью сказал Белкин, с удовольствием глядя, как Миша в один присест слопал целую вазочку. – Я много чего умею – солить, мариновать, варенье варить. С тех пор, как жена ушла, научился. Покупное не ем, а себя побаловать хочется.
Миша почему-то решил, что Белкин вдовец, а он, оказывается, разведен.
Анатолий Петрович поболтал ложкой в кружке.
– Она решила, что я сошел с ума. Повернулся на своей идее. – Он печально улыбнулся. – Мне никто не верит, но я-то знаю, что прав.
Белкин внезапно закашлялся, и Миша наконец заметил, что выглядит он плохо: болезненная худоба, землистая кожа, потухшие глаза. Со времени их первой встречи он постарел лет на десять и выглядел почти стариком, хотя было ему около пятидесяти.
– Вы нездоровы?
Анатолий Петрович отмахнулся:
– Обычные старческие болячки. Ничего особенного. – Тон был слишком легким, и Миша сразу понял, что Белкин врет. – Вы мне сразу понравились. У вас добрые глаза. И видно, что вы въедливы и упорны, таким и должен был настоящий служитель закона.
Миша хотел сказать, что в «служители» он попал волею случая, никогда не стремился стать полицейским, но промолчал.
– За эти годы погибли двадцать девять человек, включая Мыльникова. Она погубила двадцать девять молодых здоровых мужчин, сломала жизни их близким. И будут еще смерти, трагедии, если… – Анатолий Петрович снова закашлялся. – Мы должны это прекратить.
– Вы сказали «она»? – осторожно спросил Миша. – То есть вы подозреваете конкретную женщину?
Белкин пожевал губами, затравленно глядя на него, как будто никак не мог выговорить что-то важное.
– Не подозреваю, – сказал он, – знаю совершенно точно, но никому не могу сказать, потому что мне не поверят. Я попытался рассказать жене, но… Ласточкин попробовал было разобраться, но прошелся по верхам, и его интерес угас. Вы первый человек, который отнесся серьезно к моим словам, и поэтому вам я скажу все, как есть. Только сначала ответьте на один вопрос. Почему вы поверили мне?