Мне нельзя думать об этом, моему отчаянью достаточно повода. Я не хочу погружаться в него снова. Я человек, а не призрак. Нужно хвататься за то, что еще могу ухватить.
Я остановился под фонарем. У меня есть мое место, у меня есть дом, напомнил я себе. Перетерпеть несколько дней, и я разберусь со всей этой ерундой и уеду к Силене. При мысли о сестре в моей мутной душе посветлело.
Тем временем незаметно для себя самого я подошел к телефонной будке.
– Вынужден тебя разочаровать, – сразу объявил Илия. – Пока мне не удалось обнаружить дела с аналогичными повреждениями у жертв. Похоже, тебе достался уникальный случай.
Я тяжело вздохнул.
– А символ? – напомнил я с угасающей надеждой. – Ничего?
– Совпадений нет, – сочувственно подтвердил Илия. – От себя выскажу предположение, что он, судя по очертаниям, кшаанский. Я видел подобные, когда мы изучали кшаанскую храмовую архитектуру в университете.
– И что он может означать?
– Если он действительно один из тех, что выбивают на стенах храмов, то самое логичное, что можно предположить – это имя.
– Чье имя?
– Бога какого-нибудь. Всяких подпольных культов в Кшаане полторы тысячи, и у всех свои боги. Я попробую покопаться в книгах и опознать его. Но успеха не обещаю.
За дверью в глухой стене обнаружилась та же стена.
– Ясно, – протянул я.
Вероятно, Илия расслышал глубокое разочарование в моем голосе, потому что спросил:
– Делеф, почему тебе так важен этот символ?
Натянув телефонный провод, я развернулся к стеклянной двери будки и посмотрел в темноту.
– Илия, как долго ты работаешь в СЛ?
– Почти два года.
– Какой у тебя уровень доступа к информации?
– Третий.
Уровень ожидаемо низкий. Пусть даже на меня вдруг накатило желание обсудить текущую ситуацию, я не имел права трепаться с Илией на закрытые для него темы. Я смотрел в темноту. У меня было странное ощущение. Как будто тьма присосалась к моему сознанию, вытягивает его, словно сок через трубочку.
– Я знаю, что происходит в стране, – тихо произнес Илия после паузы. – Я все разузнал.
– Каким образом?
– Не спрашивай. Не думаю, что тебе удастся меня шокировать, Делеф. Так с чем ты столкнулся?
Я прикрыл глаза, перекрывая темноте доступ к своему разуму. Потом раскрепил замки внутри себя и позволил себе высказаться.
– Призраки существуют, Илия. Конечно, они не совсем такие, как их описывают в художественной литературе. По одной из версий, интенсивные негативные переживания способны оставлять оттиски, которые не угасают долгое время, существуя отдельно от человека-источника. По другой версии, некоторые чувства достигают такой силы, что не утихают и после смерти их носителя, и тогда его дух становится призраком. В любом случае призраки представляют собой тень тени человека. Почти лишенные разума, сохранившие лишь клочья воспоминаний, они не являются полноценными личностями и не способны внятно рассказать о своих потребностях. Мы называем такие сущности «саморазрушающиеся», потому что основное их стремление – это выплеснуть страдание, составляющее их существование, и исчезнуть. Все их примитивное, ограниченное поведение определяется как раз теми чувствами, от которых они навязчиво стремятся избавиться.