Но эта модель, конечно, идеальна. В реальной практике на размер синьоража влияет прежде всего вызываемая выпуском денег инфляция; она, конечно, не равна (Q+q) /Q, поскольку на цены влияют ожидания рынков. Если вы даете сигнал, что запустили печатный станок, испуганные владельцы P побегут «отоваривать» деньги и тем самым подхлестнут рост цен; напечатанные вами q станут стоить намного меньше, чем q/ (Q+q) от всех товаров в экономике, и вам придется печатать еще q>1, чтобы пополнить казну, но обладатели уже обесцененных сбережений, именно этого и ждавшие, еще быстрее побегут покупать товары – этот процесс называется «инфляционной спиралью», он приводит к гиперинфляции и экономической катастрофе (что такое гиперинфляция знают жители Зимбабве и даже жители России постарше – в 1990-е годы инфляция достигала тысяч процентов в год).
Крупные игроки печатали деньги (и зарабатывали синьораж) осторожно, поэтому мир избежал быстрого кризиса перепроизводства денег. Гибкость денежного предложения оказалось возможным обеспечить не только за счет роста денежной массы (кстати, денежная масса и в США, и в странах ОЭСР росла в последние 50 лет более или менее пропорционально ВВП – идеальное поведение центральных банков этих стран!). Деньги всё же не похожи на обычный товар. Обычный товар в процессе потребления либо исчезает, либо амортизируется постепенно, а если он просто проходит через ваши руки, не амортизируясь (например, вы купили его и тут же продали), он приносит вам экономическую выгоду, несоизмеримую со своей стоимостью. Деньги же, проходя через ваши руки, дают вам стоимость, эквивалентную 100 % своей массы, и оказываются в руках вашего контрагента, этой стоимости не потеряв. Таким образом, не только от количества, но и от скорости обращения денег зависит объем оплаченных ими товаров: скорость обращения (velocity) растет – и объем товаров, которые можно оплатить, растет.
Это уникальное свойство денег сильно пригодилось правительствам развитых стран, в том числе и в первую очередь США, в начале XXI века. Достигнув беспрецедентных показателей роста в конце 1980–1990-х годах, мировая экономика пострадала от кризиса 1998 года, а через три года в развитых странах началась рецессия. Оказалось, что быстрый рост потребления и производства привел к насыщению. Ни предприятия, ни население не готовы были дальше наращивать потребление, но экономика, заточенная под постоянный рост (этого требовали существенный уровень закредитованности, большой объем построенных впрок производственных мощностей и созданных рабочих мест, высокие социальные расходы, делающиеся в расчете на рост налоговых поступлений и пр.), при остановке потребления была готова свалиться в штопор: стагнация потребления привела бы к банкротству перекредитованных и перекапитализированных компаний, сокращению рабочих мест, сокращению инвестиций и, как следствие, переоценке обществом перспектив роста и еще большему сокращению потребления (и так далее по спирали). Необходимо было поддержать потребление, и в ход пошло кредитное стимулирование: власти стали существенно снижать ставку, под которую центральные банки выдавали деньги коммерческим банкам, но главное – стали существенно смягчаться требования к банкам в части обеспеченности их операций капиталом.