Отношения с другими детьми были ровными. Холодновато-дружелюбные по причине своей самодостаточности когтевранцы, часто погруженные в собственные мысли и задумки, оказались удобным окружением. Разве что Лили не хватало общения, но та прекрасно это восполняла с девочками из собственной спальни. Ощутив свободу от ее постоянных вопросов, он, к собственному удивлению, порадовался. Даже Блэку и Поттеру словно было не до него. Джеймс пока только издали бросал красноречивые взгляды на Лили, а Северус вдруг подумал, что Поттеры всегда славились артефакторами… И если Лили это будет интересно… Черт, он никак не мог представить свою прошлую любовь. По крайней мере, эта девочка определенно не была ею. Но ведь это она, это Лили… Как все странно.
Ему не хотелось ни оградить ее ото всех, ни прижать к себе и никогда не отпускать, да что там — даже следа не было тех болезненных переживаний его прошлой жизни… только память. Спокойное знание о том, как все было. И спокойное удивление: каким же он был тогда? Определенно, ненормальным. Или… он был под воздействием? Чьим?
***
— Смотри, наконец-то письмо потолще от Северуса, — позвала Эйлин мужа, отпуская довольную угощением сову.
— Вслух почитаешь?
Женщина кивнула, раскрывая листок.
Слушать без комментариев Алан не смог.
— Что? Он собрался Шляпу постирать? Она сама его попросила?!
— Да, и спрашивает совета, потому что как это сделать, не знает никто. Даже сам заинтересованный… э-э… головной убор.
— Может, лучше сперва сухую чистку попробовать?
— Спросить бы у кого…
— Ты тоже о нем подумала?
— Да, я бы посоветовалась. Все же лорд Гонт — очень знающий волшебник.
— Ну да, особенно большой специалист по чистке и стирке, — фыркнул Алан.
Эйлин рассмеялась.
— Думаешь, он сам ему не напишет?
— Думаю, уже написал.
***
Она была самой сильной и крупной. И ловкой, что всегда помогало отвоевать самый лучший кусок. Остальные птицы прилетали и улетали, они были другими. Глупыми. Может, потому что так мало жили. Просто не успевали поумнеть. Поэтому у нее никогда не было пары.
Она привыкла к тому, кто приходил их кормить каждое утро. Вот уже который десяток лет. Сначала с мальчиком, потом один. Она не знала, куда делся мальчик. Но иногда появлялся похожий на него мужчина.
Она умеет считать. Иногда ей хотелось подлететь к старику поближе, коснуться его крылом, но птичьи инстинкты твердили, что любой человек — не только еда, но и опасность.
Она чувствовала, когда пищу не стоило есть. Такого не мог никто из окружавших ее чаек и крачек. Поэтому она выживала — всегда.
Она с интересом смотрела на людей, в глубине птичьего сознания мелькало что-то вроде воспоминаний. Нечто, дававшее ей надежду: когда-нибудь тот старик сможет расправить крылья. И что-то ей объяснит. На ее языке. Но пока только ловила знакомые звуки, но не могла разгадать их смысл.